Анатолий Алексин - Действующие лица и исполнители. Повести

У Наташи на руке были часики. Другие ребята, которые носят часы, все время о них помнят, то и дело задирают руку, будто всегда куда-нибудь торопятся.

А Наташа взглядывала на свои часики незаметно: просто опускала глаза - и все.

- Электричка - в семнадцать… - сказала она. - Я надеюсь на тебя, Алик!

Она на меня надеялась. Не на Глеба. Не на Принца. Не на Покойника. А на меня! В эту минуту я был благодарен Племяннику, который запер нас в подземелье. Ведь если бы он не запер, я никогда не услышал бы этих слов.

- Их надо отвлечь, - сказал я Наташе. - Пусть они сочиняют и не мешают мне думать. Искать!.. Поверь: я оправдаю твои надежды. Мы успеем на электричку!

Она ничего не ответила.

- Итак, начинаем заседание кружка, - объявил я громко. - Смотрите, у каждого будет свое рабочее место: ровно пять ящиков.

Миронова подняла руку и сказала:

- Но нас шестеро.

- Я не буду садиться. Я буду ходить…

Я читал, что у знаменитых сыщиков были разные привычки, которые помогали им мыслить и распутывать преступления. Один, например, обязательно курил трубку. Это ему помогало. А я должен был непременно ходить взад и вперед. И хотя говорят, что «в ногах правды нет», я докапывался до правды именно на ногах.

Заложив руки за спину, я стал бродить по подвалу. А все остальные присели на ящики.

Наташа просто отдыхала. Глеб пригнулся, будто сидел на своей последней парте в среднем ряду, и боялся, что его могут вызвать к доске. Миронова сразу же раскрыла тетрадку и стала писать. Я был уверен, что она делает очередную зарисовку. Принц Датский шевелил губами, а длинные руки его двигались как бы в такт словам, которых не было слышно, которые оставались где-то внутри и там же складывались в рифмованные строчки.

Покойник был похож на покойника. Я подошел к нему.

- Все кончено… - сказал он.

- Значит, сбудется твоя мечта!

- Какая?

- Ты ведь давно хотел умереть.

- Пожить бы еще немного… - прошептал он.

- Я буду искать выход из положения. А ты возьми себя в руки. Отвлекись!

Сочини стихотворение этой своей В. Э.

- Она не прочтет его…

- Почему? А может, когда-нибудь обнаружат наши скелеты, и рядом с твоим будет лежать стихотворение. Она прочтет - и вздохнет украдкой…

- Она не вздохнет.

- Почему?

- Потому что ее нету…

- Как - нету?

- Так… Не существует. Я не могу лгать тебе в эти последние часы своей жизни.

- А другая? А. Я.?.. Ее тоже нет?

- Тоже.

- А Б. Ю.?

- И ее…

- Ты что же, брал первые попавшиеся буквы?

- Почему первые попавшиеся? У меня была своя поэтическая система. Свой метод.

- Какой метод? Скажи. Раскрой тайну! Все равно нам немного осталось…

- Поэтому я и скажу. Да, был у меня свой принцип! Я брал первую букву алфавита и последнюю, потом вторую от начала и вторую от конца, третью от начала и третью от конца. Так и получались: «А. Я.», «Б. Ю.», «В. Э.».

Понимаешь?

- Ты здорово выучил алфавит! А любви, значит, не было?

- Почему? Я влюблялся, хотел умереть, потом охладевал, возвращался к жизни и снова влюблялся!

- В никого?

О, сколько на свете неожиданного и необъяснимого!

- Разве это первый случай в литературе? Разве и другие поэты не придумывали, не воображали себе образы любимых? И разве не поклонялись им, как живым людям?

- Я об этом не слышал.

- И не догадывался?

- Нет, не догадывался.

- Ну, как же ты так? Разве это не ясно?..

- Что?

- А то, что выдуманный образ почти всегда лучше реального.

- Ну уж прости…

- Разве я могу простить, когда ты не понимаешь элементарных вещей?

Он снова заговорил в своей любимой манере, вопросами, чего я просто не выносил. Он все время недоумевал: как это я не знаю, не слышал, не читал!

- Слушай, Покойник, хоть в этот последний час разговаривай по-человечески, - сказал я с плохо скрываемым раздражением. - Если хочешь, то объясни, а не хочешь…

- Почему бы мне не хотеть?

- Опять ты…

- Пойми, у каждою человека есть свой стиль разговора; это его индивидуальность. Разве это… Я решительно сделал шаг в сторону.

- Не уходи! - Покойник схватил меня за руку. - Я хочу все объяснить тебе…

Может быть, ты случайно спасешься - и тогда откроешь тайну моих «посвящений»! Видишь ли, живые люди всегда обладают разными недостатками, слабостями. А вымышленный образ может быть без сучка и задоринки. Так сказать, идеальным! Ему как-то приятнее поклоняться. Как мечте! А люди всегда с недостатками…

- Зато ведь они живые!

- Разве это существенно?

- А разве нет?

Покойник взглянул на меня с жалостью:

- Когда-нибудь ты поймешь. В общем, если ты случайно… Тогда прокомментируй мои стихи, чтобы не возникали вопросы. А то станут разыскивать всех этих «А. Я.» и «В. Э.», наткнутся на кого-нибудь не того…

- Покойник, не будь таким мрачным. Твой вид действует на других.

Он изобразил на лице «последнюю улыбку».

- Вот видите, какое у Покойника хорошее настроение! - сказал я. - А у тебя, Принц? Что ты там сочинил?

Принц Датский виновато развел свои огромные руки в стороны:

- Вот… Пришло на ум. Может, вам будет приятно? Физическая сила упорно продолжала сочетаться в нем с детской застенчивостью!

Добрый Принц хотел доставить нам радость, но стихи его никому особой радости не доставляли, потому что все уже к ним как-то привыкли. Кажется, первый раз в жизни Принц почувствовал это и, спрятав за спиной свои руки (он всегда не знал, куда их девать), тихо произнес:

- Тогда простите…

- За что?! Ты очень точно выразил наше общее настроение! - воскликнул я с плохо скрываемым сочувствием.

Мое сочувствие не понравилось Принцу. Он вдруг разорвал стихи и выбросил в темноту. В ту самую, которая помогла ему оценить свет!

- Разве это не обычно? - задал свой очередной вопрос Покойник.

- Что? - не понял я.

- То, что произошло. Разве классики не уничтожали своих произведений? Не сжигали их?

- Но на это всегда были причины, - возразил я. - Их не признавали, не понимали… А мы Принца всегда понимаем. Но ничего… Заседание кружка продолжается!

Миронова подняла руку и сказала:

- Можно мне?

- Конечно. Чем ты нас порадуешь, Миронова? Зарисовкой? Названия ее зарисовок всегда начинались со слов «мой», «моя» или «мое»: «Мой день»,

«Мое утро», «Моя сестра», «Моя комната»… Эта зарисовка называлась «Мое воскресенье».

- Обычно по воскресеньям я встаю в 9 часов 30 минут по местному времени, чтобы в 10 часов послушать «Пионерскую зорьку». Но в это воскресенье будильник зазвонил как в обычные дни, то есть ровно в 7 часов 10 минут.

Умылась я быстро, как никогда: в ванной комнате было пусто, все еще спали, никто не спешил на работу. В 7 часов 30 минут по местному времени я съела один бутерброд с колбасой и яичницу…