Агния Кузнецова (Маркова) - Земной поклон. Честное комсомольское

Вечером к Александру Александровичу пришел Алексей Петрович. Румяный, вспотевший, он дышал шумно, будто бы только что без передышки поднялся на четвертый этаж. Алексей Петрович всегда носил клетчатые штаны, заправленные в сапоги, и пиджак с жилетом. У него была бородка клинышком. Лысину в три четверти головы прикрывали жидкие прядки волос, зачесанные на косой ряд. Синие, немного выпуклые глаза глядели добродушно и весело. Весь облик его напоминал русского купца прошлого века.

- Вынудили все же, а? - сказал он громко. Букву «а» он приставлял почти к каждой фразе, и она имела самостоятельное значение. В том, как произносилось это «а», было все, что хотел сказать Алексей Петрович. Сейчас это «а» прозвучало так, точно он подчеркивал, как трудно бороться с несправедливостью.

- Твои орлы завучу такую петицию закатили, что вот-вот она нагрянет и будет просить взять обратно заявление.

- Какую петицию? - наклоняясь к Алексею Петровичу и прикладывая ладонь рупором к уху, тревожно спросил Александр Александрович.

- Пригрозили министром и центральной «Правдой». А?!

«А» выражало его восторг поступком учеников.

- Я не утерпел, - продолжал Алексей Петрович, - и сказал Коновалову: «Не теряйтесь, капля камень долбит». А он в ответ: «Комсомольцы всегда стоят за правду». И у самого глаза заблестели: почувствовал, что и среди учителей у них есть верные союзники. Учителя почти все возмущаются, Саша, и не пассивно возмущаются - требуют педсовета.

Как радостно было Александру Александровичу слушать все это! Легче становилось дышать. Комната не казалась уже такой тесной и темной. Небо, которое виднелось в окно, не угнетало безнадежной мрачностью. Он не одинок! Рядом с ним друг и еще многие и многие его друзья, преданные и горячие, борются за него, за правду. Нет, жить стоит!

В это время раздался стук в дверь.

- Войдите, - отозвался Алексей Петрович.

Он, а вслед за ним и Александр Александрович повернулись к дверям.

Тревожное предчувствие шевельнулось в сердце Александра Александровича. Он напряженно ждал, пока откроется дверь.

В дверях стояла Екатерина Ермолаевна. Она взглянула на Алексея Петровича, на Александра Александровича и потом уже не отрывала от него взгляда.

Тот же - и совсем не тот. Тогда, в последнюю встречу, ему было двадцать лет. Молодой, нежный румянец играл на его щеках - теперь щеки бледные и там, где когда-то появлялись полудетские ямочки, залегли глубокие складки. Светлые волосы, как и прежде зачесанные вверх, поседели на висках. Постарел, очень постарел. Лицо, утомленное страданием. Незнакомые две морщинки между бровями… А глаза те же: серые, с большими зрачками, с выражением жадной любознательности…

Почти о том же думал и Александр Александрович, взволнованно и медленно двигаясь к ней. Катя! Подсолнушек! Сколько долгих лет искал он ее, и вот она здесь, у него…

Александр Александрович протянул ей обе руки, но она не приняла их, прижалась головой к его груди и заплакала.

Алексей Петрович некоторое время с изумлением смотрел на эту сцену и, решив, что он лишний, незаметно вышел.

- Катя! Подсолнушек! - повторял Александр Александрович, осторожно прикасаясь к ее коротко стриженным вьющимся темным волосам.

Он отстранил ее от себя и еще раз жадно заглянул в лицо. Черные, чуть-чуть косящие глаза точно с тем же незабываемым выражением любви, преданности и заботы смотрели на него, и ему стало страшно снова потерять то счастье, которое вдруг заглянуло в его одинокую жизнь.

Письмо с заявлением десятого класса, отправленное Стешей и Зиной из города, дошло до Москвы как раз накануне отъезда в Сибирь одного из инспекторов Министерства просвещения. С резолюцией министра: «Присоединить к материалам для поездки в Сибирь. Разобраться» - это письмо было передано товарищу Павлову.

Так нежданно-негаданно менее чем через две недели с того момента, как в школе началась «история с десятиклассниками», в Погорюе появился инспектор Министерства просвещения Павлов.

Областной отдел народного образования предупредил по телефону дирекцию школы о его приезде. Нина Александровна только недавно возвратилась из своей поездки по Чехословакии и была ошеломлена теми событиями, которые без нее разразились в школе.

Она вызвала к себе Алевтину Илларионовну и, встретив ее ледяным взглядом, сказала:

- Ну-с, нахозяйничали?! Ваши художества даже до министерства дошли. Я спрашиваю вас, как это произошло? Как это произошло? - повторила она своим гортанным голосом.

Ноздри у нее от гнева раздувались, щеки горели. Небольшая голова с гладкими глянцевито-черными волосами была надменно закинута.

Алевтина Илларионовна стояла перед ней, как школьница, в виноватой позе, ссутулившись и безвольно опустив руки.

- Я думала, что вы будете рады его уходу, - наивно сказала она.

- Я? Рада? - еще больше возмутилась Нина Александровна. - При чем тут я или вы? О деле, о школе, о детях вы подумали? Доколе вы будете подходить к жизни с точки зрения личных симпатий и антипатий? Доколе вы будете стараться угадывать мои желания и попадать впросак?

Алевтина Илларионовна была не прочь исправить совершенное, если бы нашла для этого возможный путь.

- Вы поговорите с Бахметьевым… Может быть…

- «Может быть»! - еще больше возмутилась Нина Александровна. - Сначала создать нетерпимые условия, а потом зазывать! Да что он, мальчик, что ли?..

- Ну, как хотите! Я тоже думаю, что не стоит, - приободрилась Алевтина Илларионовна.

Нина Александровна с изумлением посмотрела на нее и подумала: «До чего же неумна! Как можно было доверить ей школу?»

- Понимаете ли вы, что мы обязаны любыми путями возвратить Бахметьева в школу?

- Но сегодня в десятом классе уже новый учитель! - развела руками Алевтина Илларионовна.

- Пусть пока замещает Бахметьева. Он прямо с университетской скамьи, и ему полезна практика в школе…

Услышав, что в учительскую, расположенную напротив кабинета, вошло несколько человек, Нина Александровна замолчала. Из учительской в открытую дверь донесся разговор. Видно было, как Ксения Петровна со стопкой тетрадей уселась за длинный стол, накрытый красной материей. За этим же столом поместился и Алексей Петрович. У окна на диване расположилась с книгами старшая пионервожатая Тоня, худенькая блондинка в пионерском галстуке и с такими же алыми бантиками в косах, причесанных «корзиночкой».

- Восьмой класс вчера тоже делегацию к Алевтине Илларионовне посылал, - говорила Тоня, - просят вернуть Александра Александровича. А представители девятого, говорят, сегодня в районо отправились. Я уж уговаривала их, чтобы не вмешивались не в свое дело…