Арне Свинген - Баллада о сломанном носе

Ничего такого… Подумаешь! Просто лежу на полу. А ведь только что был на ногах! Мир кувыркнулся вверх тормашками. Но, кажется, на этот раз я держался молодцом. Такие удары всегда получаешь внезапно.

Предметы и стены дрожат, меня подташнивает.

— Все в порядке?

Я киваю, будто изнутри стиральной машины.

— Можешь встать?

Конечно. Только не сразу. Можно я немного полежу?..

— Я не нарочно.

Словно в плохо настроенном телевизоре, Кристиан расплывается у меня перед глазами. Ну разумеется, он не хотел так сильно двинуть.

Мне нравится Кристиан. Мне вообще все здесь нравятся. Не удивлюсь, если и я им тоже.

— Дай ему передохнуть.

Это голос тренера. Он считает, что вера в успех двигает горами. И что у меня все получится, если я по-настоящему этого захочу. И я с ним согласен. Хотя сегодня что-то не очень… И наутро после тренировки тоже… И в школе… Особенно сомневаешься, когда вот так лежишь на спине и тебя тошнит.

Тренер с Кристианом помогают мне подняться.

— Отдохни, — советует тренер.

Не смея двинуть головой, тащусь к скамейке и сижу там, пока мир не перестает мерцать, вращаться и трястись.

— В боксе главное не сколько раз ты свалился, а сколько раз смог подняться, — замечает тренер, снимая с меня шлем и протягивая мешок со льдом.

— Ясное дело. Но, думаю, на сегодня с меня хватит.

— В среду увидимся?

— Еще бы!..

Кристиан похлопывает меня по плечу. Если бы он не жил на противоположном конце города, мы точно встречались бы каждый день после школы.

По дороге домой у меня начинает болеть под глазом. Понемногу проходит — ну вот, со зрением все в порядке. Я достаю наушники, включаю музыку и сразу забываю обо всем.

Вообще-то мне нравятся очень странные штуки. Например, блинчики с беконом. Стакан холодного молока посреди ночи. Падающие звезды — только настоящие, а не те, что потом оказываются самолетом или НЛО. Воспоминания о чем-то давно забытом. Или купанье летним днем на опустевшем пляже.

И еще когда мама шепчет что-нибудь приятное и ее губы щекочут мне ухо. Правда, это случается все реже.

Но есть кое-что покруче. От чего все внутри горит. Будто кто-то включил в животе духовку на полную.

Это пение. Нет, не как у моих одноклассников в радио или в айподах. Я люблю голоса, сокрушающие стекла и заполняющие ушные раковины до краев. Иногда я забываюсь и сам пою на всю улицу. Это немного мучительно… и прекрасно.

Старый дом, в котором я живу, мог бы быть и получше. В подъезде вечно кто-нибудь ошивается. Но, если об этом не думать, можно не замечать.

Мамы нет дома. Сделав себе два бутерброда, я сажусь за уроки.

В дверь звонят.

В голове проносятся мамины слова: «Никогда не открывай незнакомым!»

В замочную скважину вижу дядьку в униформе с визиткой в руках. На ней слово «Хафслюнн» и фотка, слегка напоминающая типа за дверью.

Он звонит опять. Потом стучит. Очевидно, именно таким и нельзя открывать. Но визитка из твердого пластика, и сам он такой солидный, что я сдаюсь.

— Линда Нарум дома? — спрашивает он сквозь дверную цепочку.

— Нет, мама вышла.

— Я пришел отключать электричество.

Иногда мама опаздывает с оплатой счетов — это с каждым может случиться. Всех дел ведь не упомнишь, а про счета наверняка забыть легче всего.

Меня осеняет, что неплохо бы прикинуться умирающим.

— Не выйдет, — говорю я траурным голосом.

— Извини, парень. Но по-другому не бывает, когда вовсе не платят по счетам.

— Вы же не хотите, чтобы я умер?

И тут мой голос делается совершенно замогильным.

— Скоро лето, парень, поди не помрешь.

— Умру, — говорю я и делаю глубокий вдох, будто мне не хватает воздуха. — По ночам, чтобы не отдать концы, я сплю в кислородной палатке. А без электричества это невозможно.

«Хафслюнн» недоверчиво смотрит на меня.

— В кислородной палатке? — переспрашивает он.

— Ничего не поделаешь, заболевание легких… Хотите взглянуть на палатку? — Я напрягаю гортань и с присвистом выдыхаю.

— Ну… ты, парень, не того… не волнуйся. Я… мне не так уж обязательно отключать электричество именно сегодня. Но твоя мама должна оплатить счета.

— Вероятно, она просто об этом забывает.

— Годами?

Я пожимаю плечами. Чем больше нагородишь, тем легче запутаться. Нет у меня никакой палатки. И вовсе я не при смерти. И вообще, лгу редко. Ну, во всяком случае — не каждый день.

Честно говоря, куда ни глянь, все только и делают, что врут. Не скажешь же человеку: «У тебя омерзительная прическа…» Или: «Какого черта ты напялил эти уродские штаны?» Или вот еще так: «Ты поступил как дурак…» Нет, ничего такого не принято говорить в лицо. Я, по крайней мере, не говорю. Держу рот на замке и язык за зубами.

В городе жить без электричества — все равно что оказаться в чистом поле. Или в бронзовом веке. Маме про счета — ни слова. Расстроится…

А неплохо дома одному — можно немного посмотреть телек и потом лечь спать.

Вот только если быстро заснешь, то быстро и проснешься.

Открываю глаза — надо мной что-то шепчущая мама.

— Что-что? — бормочу я.

— Привет, малыш. Ты у меня такой славный, такой хороший.

— Ты тоже, мамочка.

Мы крепко обнимаемся. Я нравлюсь маме, правда. И она мне. Мама, продолжая меня нахваливать, тоже ложится спать. Я помогаю ей забраться на диван и расправляю на ней одеяло.

— Мальчик мой, ты такой замечательный, — говорит она, засыпая.

А где-то падают звезды. Я в этом совершенно уверен.

Когда я просыпаюсь, мама лежит на спине с открытым ртом. Одеяло соскользнуло на пол.

Я пытаюсь выбраться из кровати, чтобы его подобрать. Первым делом чувствую, как ноет глаз. Не очень сильно, но моргать лишний раз не стоит. Уже хорошо, что хотя бы предметы не пляшут… И я умудряюсь накрыть маму, не разбудив ее.

Сегодня я сам готовлю завтрак. Так бывает не каждый день. Иногда мама делает омлет и при этом так много говорит, что я перестаю ее слушать. К тому же я предпочитаю отправлять мысли куда подальше, пока на меня не обрушится день.

Хлеба удачно хватает и на завтрак, и на бутерброды с собой. Я пишу маме записку: «Надеюсь, ты хорошо выспалась. Нам нужно купить еды. Могу заскочить в магазин после школы. Люблю тебя. Барт».

Да, меня зовут Барт. Не на английский манер, с долгим «а». Нет. Меня зовут Барт, как по-норвежски называются усы, торчащие под носом шофера-дальнобойщика. И все вокруг именно так и выговаривают мое имя, хотя я назван в честь желтого человечка из «Симпсонов». Не то чтобы мы с мамой каждый день залипаем на «Симпсонах», но довольно часто на них щелкаем — все равно телек почти всегда включен. И каждый раз мама говорит, что назвала меня так не с бухты-барахты, а чтобы я вырос крутым чуваком, у которого все в жизни ладится.