Владислав Крапивин - Журавленок и молнии

– И тебя?

– Да ну… Я и не пыталась. Там не таких выбирали.

– А каких? – удивился Журка и, оторвавшись от окна, взглянул на Иринку.

– Таких… симпатичных. Чтоб смотреть приятно…

"А на тебя разве не приятно?" – чуть не спросил Журка, но смутился и сказал другое:

– В кино всяких людей снимают, не только красавцев. Главное, чтобы талант был.

– Ну да. А если ни таланта, ни внешности?

– Чего ты на свою внешность напустилась? – проговорил Журка с суровой ноткой. – Человек как человек…

– Нет, – вздохнула Иринка. – У меня рот акулий и зубы пилой.

– Какой пилой?

Иринка приподняла верхнюю губу. В самом деле, нижние краешки зубов были скошены на одну сторону и торчали неровно, как зубчики маленькой пилы.

– Ну и что? – сказал Журка. – Это даже… интересно.

– Уж куда как интересно!.. А еще конопушки эти круглые. Не лицо, а божья коровка.

– Да их и не видно совсем.

– Это сейчас не видно, а весной знаешь как…

Журку смущал такой разговор. Но он чувствовал, что Иринка говорит не всерьез. Видно, она просто решила показать: вот, мол, я какая, не жалей потом, что подружился…

Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских бесед о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус остановился, двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:

– Дрынка!

– Почему он всех какой-то "дрынкой" пугает? Что за "дрынка"? спросил Журка.

Иринка широко открыла глаза. Потом охнула и начала смеяться:

– Это он говорит "до рынка". Рядом с рынком троллейбусный парк, вот он туда и едет, потому что работу кончил. А вообще этот шестой маршрут ходит на "Сельмаш"… Нам-то все равно по пути, а другие сердятся. Ждут, ждут, а он… Он: "Дрынка"!.. Ой, ты не обижайся, что я смеюсь.

– Я не обижаюсь, – проворчал Журка. – Просто глупо. Сказал бы по-русски: "Еду в парк, товарищи".

– Тогда непонятно, в какой парк. Может, в парк культуры и отдыха, туда, где мы вчера были. Там у него конечная остановка… Ты обратно на этой "шестерке" до самого дома доедешь.

"Шестерка" снова тряхнулась и поехала.

– Ой, а о чем мы недавно говорили? – спохватилась Иринка.

– О твоих конопушках, – безжалостно сказал Журка.

– Да… – сразу опечалилась она. – И о зубах… Я даже удивляюсь, с чего ты решил со одной познакомиться.

Журка усмехнулся:

– Значит, если знакомишься, надо человеку в зубы смотреть, как лошади? И конопушки считать?.. Ты сказала "пошли", я и пошел с тобой.

– Между прочим, это ты сказал "пошли".

– Между прочим, ты. Я и не мог, я как раз тогда губу облизывал, видишь, на ней трещинка.

– Ну… ладно. Зато ты стал резинкой угощать.

– А ты не отказывалась.

Иринка опять засмеялась:

– Неудобно отказываться. Жевала и страдала.

– Подумаешь, страдала. Вот я сегодня страдал…

– Когда?

– Над молочным супом. Я его больше всего на свете не терплю. Первый раз в жизни до конца съел. Да еще с пе-енками… – Журка передернулся.

– Ой, а почему же ты не сказал?

– В гостях-то!

– Я маме скажу, чтобы никогда больше…

– Не вздумай!.. А то каждый день буду резинками кормить.

Иринка жалобно попросила:

– Только не такими твердыми. А то потом потихоньку я целый час плевалась, когда ты меня по парку таскал.

– Я таскал? Я там и дорог-то никаких не знал! Ты сама: "Пойдем еще куда-нибудь", я и пошел…

– Ага? Сам же все спрашивал: "Вон за теми деревьями что? В том домике что? А лодочная станция где?"

– А ты сама: "Хочешь, летний трамплин покажу? Хочешь на детскую железную дорогу?"

– А ты не отказывался…

– А ты… – Журка хлопнул губами, моргнул и заулыбался. – Сдаюсь. Ты меня переговорила. Скоро приедем?

– Уже. Остановка.

Они выскочили из троллейбуса на горячее солнце. Иринка сказала, продолжая разговор:

– Все-таки здорово мы познакомились. Раз – и готово! Я так быстро ни с кем не знакомилась. А ты?

– Я?.. – Журка сбил шаг, потом чуть опередил Иринку, ступил на узкий поребрик тротуара, пошел балансируя. И, не оглянувшись, тихо сказал: – Я один раз… Еще быстрее.

Тогда он так же шел по гранитному поребрику у школьного забора… Это было первого сентября, три года назад. Журка очень рано пришел к школе, знакомых ребят не увидел и стал развлекаться, изображая канатоходца.

Потом он заметил, как на узкий гранитный барьерчик шагах в пятнадцати от него встал незнакомый мальчик. И пошел навстречу.

Они сошлись. Теперь все зависело от характера и настроения каждого. Разные ведь бывают люди. Кто-нибудь мог сказать: "Не твоя дорога" – и пойти напролом. Или честно вытянуть руку: кто кого столкнет – как на спортивном бревне. Или просто шагнуть в сторону, обойти встречного и снова встать на поребрик – будто и не было ничего.

Мальчик наклонил голову и глянул из-под светлых прядок немного застенчиво, но весело и как-то выжидающе. Журка, сам не зная почему, тоже нагнул голову и заулыбался. Не сговариваясь, не сказавши ни словечка, они сделали еще полшага и легонько стукнулись лбами. Уперлись ими, как бычки. Журка близко-близко увидел золотистые мальчишкины глаза. Мальчик тоже улыбнулся и тихонько сказал:

– Му-у…

Они засмеялись, взяли друг друга за руки и прыгнули с поребрика. Не выпуская ладошек мальчика, Журка спросил:

– Ты кто?

– Ромка…

Оказалось, он совсем недавно приехал в Картинск, и его записали в эту школу, тоже во второй "В".

Так, держась за руки друг друга, они вошли в класс и сели за одну парту…

– Мы познакомились в одну минуту… нет, за несколько секунд. И потом не расставались целых два года, – серьезно сказал Журка.

– С кем?

– С Ромкой.

– А, я помню, ты говорил… Вы поссорились потом, да? осторожно спросила Иринка.

– Мы?! – Журка сбился и соскочил с поребрика. – Нет, что ты. Мы никогда не ссорились… Он погиб вместе с родителями. Они поехали в своей машине на Украину и там разбились… В прошлом году.

Дальше они пошли с опущенными головами. Медленно и без всяких слов. Потом Иринка сбоку быстро глянула на Журку. Ей показалось, что своим воспоминанием о Ромке он отгородился, как стеклянной стенкой. Вроде рядом, но все равно один. А она что могла сказать? Ей было жаль и Журку, и незнакомого Ромку, и почему-то себя. И страшновато сделалось: вдруг Журка вздохнет и скажет, что ему расхотелось в кино и он пойдет домой… Но он тряхнул головой и сказал:

– Ну, где это кино? Далеко еще?

– Нет! – обрадовалась она. – Вон там, за углом. Пошли скорей.

И они опять сцепили пальцы и замахали на ходу руками…

Оказалось, что "Робин Гуда" уже не показывают и на дневных сеансах идет какой-то "Питер и летающий автобус". Зато у кассы не было очереди. Иринка с Журкой решили, что "автобус так автобус", и купили билеты.

У входа в кинотеатр стояли трое ребят. Стояли расхлябанно, смотрели вокруг не по-хорошему. Сразу было видно, что за люди. Особенно старший, класса из восьмого, – сытый такой, с лицом, похожим на распаренную репу, с волосищами до спины… Чем ближе до них было, тем страшнее делалось Иринке. Одна она не боялась бы, но к таким, как Журка, хулиганы всегда привязываются. Она шепотом сказала: