Василий Чичков - Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец

Урок продолжался. А Вовка по-прежнему держал руку в кармане, как будто боялся, что кто-нибудь отнимет письмо.

Никто из нас не подсчитывал, сколько часов в сутки спит старшина. Ложимся спать, он по спальне прогуливается.

— А ну живее поворачивайтесь. Не у бабушки на именинах. Отбой!

Рано утром за полчаса до подъема в казарме снова появляется старшина. Побрит, подтянут, грудь колесом, сапоги блестят. Идет и поглядывает направо, налево, кто в каком порядке спит.

Я редко просыпаюсь до подъема. Но сегодня я услышал какой-то шорох подо мной на нижних нарах, где спит Вовка. Открыл глаза — и не верю сам себе. Старшина держит Вовкины штаны и что-то шьет. Чудеса! У Вовки дырка, что ли, на штанах… Старшина шьет старательно. Завязал старшина узел, откусил нитку — все честь по чести. Потом старшина полез в свой карман, вынул горсть камней и положил их в другой карман Вовкиных штанов.

— Что это вы делаете, товарищ старшина? — спросил я шепотом.

— Лежи и молчи, подъема не было, — прошипел в ответ старшина.

— Зачем вы камни кладете, товарищ старшина? — погромче спросил я. — Это подло!

— А ну, повтори, — кинул на меня гневный взгляд старшина.

Я повторил.

— Я тебе покажу. Ты у меня поползаешь по беговой дорожке. — Старшина откусил нитку и положил Вовкины штаны на место.

В этот самый момент заиграл горн. Все вскакивали с кроватей как ужаленные, потому что через две минуты — старшина смотрел на часы — нужно было стоять в строю. Я натянул брюки, закрутил портянки, с ходу попал в сапоги…

Вовка схватил штаны и никак не мог понять, почему они такие тяжелые. Старшина стоял рядом.

— Живей! — скомандовал старшина.

Вовка надел штаны и полез рукой в карман. Но карманы были наглухо зашиты.

Вовка посмотрел на меня и спросил:

— Кто это сделал?

— Старшина, — отрапортовал я Вовке и даже показал пальцем на старшину.

— А ну живо! — крикнул старшина. — Вот недельку побегаешь с камушками в карманах, тогда будешь знать, как перед начальством руки в карманах держать.

Вовка надел штаны, сапоги и побежал в строй, гремя камушками. В одну секунду всем было известно «наказание» старшины. Ребята злые! Им бы смеяться над старшиной, а они стали смеяться над Вовкой.

— Вовочка, не оцарапай ляжечки. Вовочка, куда же ты будешь носовой платочек класть?

Больше всех острили Вольнов и Гурька Никитин.

Мне казалось, что Вовка заплачет. Нет! Вовка сцепил зубы, и лицо его было полно решимости.

После зарядки мы побежали на конюшню. Бегом! Только бегом! Не дают шагом пройтись.

Сегодня мы чистили лошадей не просто так, ради формы. Сегодня мы выезжаем на них. Я тащу седло. Моя кобылка Серия косит глазом. Может, рада? Ей пробежаться хочется — ведь она лошадь.

Я вывел Серию из конюшни под уздцы — все как полагается. Старшина оглядел меня и лошадь. Потрогал натяжение седельного ремня. Ничего не сказал, хотя на всякий случай нахмурил брови.

Мы выстроились, держа лошадей под уздцы. Каждый из нас мечтал поскорее впрыгнуть в седло и помчаться по снежной дороге так, чтобы снег летел из-под копыт.

Появился комбат, и от его улыбки наше настроение подскочило еще выше. Мы ждали, когда старшина приведет комбату его красавца Камеруна, у которого были длинные тонкие ноги, перетянутые для красоты белыми бинтами. Камерун ходил крупной рысью, мягко и грациозно, как страус. Седло на Камеруне было командирское, с большими красными звездами по бокам.

Но старшина вывел из конюшни маленькую кобылку, которую в шутку называли Рысаком. К уздечке Рысака он привязал длинную веревку. Хлопнув кнутом, пустил Рысака по кругу, как дрессировщик в цирке.

— К вольтижировке приготовьсь! — крикнул комбат.

Мы подоткнули полы шинели под ремень. Вольнов уже бежит за Рысаком, а старшина подергивает за длинную веревку. Рысак бежит быстрее: «Ну-ка догони».

Но Вольнов шустрый малый. Он догоняет лошадь. Рысак косит глазом — не новичок в этом деле. Но все-таки, когда вот такой детина плюхнется с разбегу в седло, не очень приятно.

Вольнов бежит рядом с лошадью, хлопает ее по шее, хватается обеими руками за переднюю луку и, сильно толкнувшись о землю, бросает тело в седло. Егор сидит на лошади и улыбается, а комбат в блокноте ставит оценку.

Я смотрю на Вовку. Подходит его очередь. Он бледен и волнуется. Вовка бежит, смешно подбрасывая коленки. Камни в карманах мешают бежать. А старшина подергивает Рысака за веревочку.

Вовка догнал лошадь, похлопал ее по шее и схватился за переднюю луку. Он оттолкнулся от земли, но не смог впрыгнуть в седло, повис на луке. Лошадь бежала, а Вовкины ноги волочились по земле.

— Тпру! — крикнул старшина, и лошадь остановилась.

Вовка встал на землю и, покачиваясь, пошел в строй.

— Берзалин, ко мне! — крикнул комбат.

Вовка подбежал к комбату и стал смирно.

— Не вышло? — участливо сказал комбат.

Я думал, Вовка погремит камушками в кармане и объяснит, почему не вышло.

— Можно, я на следующем занятии повторю это упражнение? — попросил Вовка.

— То, что можно сделать сейчас, нельзя откладывать на завтра. Смотри, в чем твоя беда.

Комбат подоткнул под пояс полы шинели и побежал по кругу.

— Ну, пошел! — задорно крикнул комбат Рысаку.

Лошадь прибавила шагу, но комбат тут же догнал ее, ухватился руками за переднюю луку.

— Смотри, Берзалин, — крикнул комбат на ходу, — я обгоняю лошадь! Толчок!

Тело комбата поднялось выше крупа лошади и красиво опустилось в седло.

— Понял, Берзалин? — спросил комбат. — Все дело в толчке. Хорошо толкнешься, и инерция сама тебя в седло посадит.

Вовка снова вышел в круг и побежал за лошадью. Ухватившись за луку, Вовка отчаянно бежал, пытаясь обогнать лошадь. Но обогнать он ее не мог. Толчок — и кое-как Вовка залез в седло.

— Ничего! — ободряюще сказал комбат. — Разочка два потренируешься, и будет порядок.

Подошла моя очередь. Я не робел, я быстро догнал Рысака и впрыгнул в седло. Вот вам, товарищ старшина!

Вообще-то я с лошадьми давно имею дело. Еще мальчишкой скакал верхом.

Обычно на лето меня отправляли в деревню к деду. У мальчишек главное развлечение — лошади. Вечером мы собирали лошадей и гнали их на Тарасову поляну, к которой можно добраться только через гать. Мы мчались на лошадях по этой гати, размахивали палками, как саблями. Табун бежал следом. Мы представляли, что там, на Тарасовой поляне, окопались беляки. Мы ведем красную конницу на них. С криком «ура» мы врывались на Тарасову поляну, нарушая покой затихающего июльского леса. Стреножили лошадей, разводили костер…

Деревенские ребята называли меня Колюшка, в отличие от известного Николашки, рыжего, с веснушками на лице парня. Мне, конечно, очень не нравилось это имя — Колюшка. Я усматривал в нем что-то городское, а мне хотелось быть таким же лихим, как Николашка, так же свободно держаться на коне без седла, как он, и кричать что есть мочи, сотрясая тишину леса, и рассекать воздух кривой палкой, как шашкой. Но я был Колюшка.