Яков Бунтов - Чудесные всходы

В мае мы в ваш адрес вышлем корневища цицании по почте посылкой наложенным платежом».

Обрадованные ребята сразу же создали звено по выращиванию цицании во главе с Женей Ожеговым.

Юннаты с нетерпением ждали приближения весны.

И она пришла и принесла ребятам много радости, забот и хлопот. На исходе был май, начинался июнь. Кончились занятия в школе, проходили экзамены.

Вот в такой-то напряженный день почтальон и принес в школу извещение о посылке из станицы Петровской Краснодарского края. «Да здравствует наша цицания!»— восклицали ребята. С доверенностью от школы звено рисоводов пришло на почту. Там была большая очередь. Но магическая надпись «Посевная» заставила очередь раздвинуться и пропустить юннатов.

Юннаты торжествовали.

И вдруг случился непредвиденный казус. Контрольное взвешивание показало, что в посылке не хватает 700 граммов.

Женщина, выдающая посылки, заволновалась. По правилам следовало вскрыть ящик и составить акт.

— Что вы такое получаете? — спросила она настороженно.

Женя Ожегов сказал испуганно:

— Цицанию из семейства рисовых.

— А какая она? Что из себя представляет?

— Да многолетняя такая, в отличие от риса…

Разговор не привел ни к чему. Посылку вскрыли. В ящике лежала бумажка с крупными буквами: «Карантинное свидетельство». А на подсыхающем торфе и иле виднелись беловатые побеги корневища цицании.

— Фу, какая дрянь! — воскликнула брезгливо женщина. — А я думала, что-то хорошее!

— Это очень интересное растение, — обиженно сказал Женя. — Очень ценное.

Посылку хотели задержать до выяснения, но ребята горячо доказывали, что от промедления цицания погибнет.

Пришел заведующий отделом и разрешил выдать посылку под расписку, что претензий из-за недостатка веса не будет.

Вернувшись в школу, ребята расспрашивали друг у друга, что обозначает «Карантинное свидетельство»?

Это была хорошая тема для доклада, но во время экзаменов о докладе нечего было и думать. Пришлось мне самому объяснять:

— Карантин — слово французское. Оно обозначает «сорокадневие». Дело в том, что когда-то все люди, прибывавшие в другую страну из зараженных местностей, задерживались на границе на сорок дней… Теперь существует карантин не только для людей, но и для животных и растений. Все они проходят обязательную карантинную обработку, чтобы не занести с собой болезней и вредителей. Такую обработку прошла и наша цицания. Вот почему к ней приложено карантинное свидетельство.

— Порядок! — воскликнул Гера. — Правильный закон!

— Да ты не мешай! — одернул его Женя.

— Правильный-то он правильный, — сказал я, — да вот только до его введения много болезней и вредителей успело переселиться с одного материка на другой, из одной страны в другую. Все вы прекрасно знаете картофель. Родина его — Америка. Когда открыли Америку, картофель стали вывозить на другие материки, во все государства. Это очень хорошо, скажете вы, потому что картофель — ценное растение. Но дело в том, что вместе с ним всюду проникла картофельная грибковая болезнь — фитофтора, или, как ее зовут в народе, картофельная гниль. Сколько теперь терпит человечество убытка от фитофторы! А могло бы этого и не быть…

— Почему же так произошло? — спросил Женя. — Разве нельзя было для картофеля установить карантин?

— Это, Женя, было давно, в те времена, когда наука была еще слаба, а религия — сильна. Служители церкви объясняли все болезни, неурожаи, нашествия вредителей наказанием божьим за грехи людей… Карантинная служба стала возможна лишь с развитием науки. Сейчас она есть и на железнодорожном транспорте, и на морском, и на речном, и на воздушном… В общем, ребята, — закончил я, — инспектора карантинной службы можно сравнить с пограничником: тот и другой охраняет нашу родину, только один стоит на страже границы с автоматом в руках, а другой — с микроскопом… Ну, а сейчас давайте займемся нашей гостьей — цицанией.

Собравшись в кружок, юннаты начали обсуждать, что с ней делать. Прежде всего решили погрузить ее в бочку с водой: пусть восстановит воду, которую потеряла за дорогу. Шутка сказать, она ехала к нам почти целую неделю!

Потом стали намечать, куда ее можно высадить. Ребята подсказывали места.

— В Дымковскую курью, — предложил Женя. — Особенно хорошее местечко напротив Заречного парка.

Было названо еще несколько мест.

— Места, конечно, хорошие, — задумчиво сказал Гера, — но ведь сейчас река разлилась и ни в одно из этих мест не попадешь. Да и глубину мы не сможем определить. Не вырастет она у нас там, погибнет под водой…

Женя морщил лоб, напряженно думал. Все смотрели на него с надеждой — ведь он же главный цицаниевод!

Вдруг он вскочил и, пританцовывая, закричал:

— Эврика! Эврика! Я нашел! Семинарский пруд за станцией Киров-Котласская!

— Молодец, Женька! — закричали ребята. — Ты просто гений!

Артур надрывался, стараясь перекричать их:

— Тихо! Тихо! Мы еще не решили, как ее будем садить!

С трудом успокоившись, ребята стали обсуждать технику посадки. Действительно, как закрепить корневища на дне водоема?

Гриша предложил:

— А если к ним привязать камешки и побросать в воду?

— А что, это идея! — поддержал его Женя. — Только можно и без камешков обойтись. Надо корневища закатать в глину.

— Состряпать этакие «пончики» из цицании, — подхватил его мысль шутник Гриша.

Ребята начали не только хвалить, но даже качать их обоих.

Расходились по домам в приподнятом настроении. Ведь это они, юннаты, первыми в области стали вести работу по акклиматизации интересного и ценного растения!

И вот на другой день, разрезав корневища цицании по междуузлиям и настряпав «пончиков», юные рисоводы вооружились ведрами и лопатами и отправились на пруд. Ведра и лопаты были взяты для маскировки: пусть местные жители думают, что мальчишки пришли за черноземом, а то, чего доброго, повыдергивают потом нашу цицанию и сорвут опыт.

Когда за станцией Киров-Котласская мы пересекли железнодорожное полотно, миновали сараи и склады, перед нашим взором открылась тихая гладь пруда. День был солнечный и жаркий. Пруд лежал в низких сырых берегах огромным треугольным зеркалом и слепил наши глаза.

Место для цицании мы облюбовали в его верховье. Старшие юннаты стали готовиться к исследованию грунта пруда на глубине от 30 до 50 сантиметров, как говорилось в инструкции. Разбившись на четыре группы, они разошлись по берегу на пятьдесят шагов друг от друга.

Лопатой они брали пробу со дна и выносили ее на берег. Вот на лопате лежит ком полужидкой черной земли. Сообща мы рассматриваем ее, разминаем в пальцах, нюхаем.

— Да, это в самый раз, нам такой грунт подходит, — произносит удовлетворенно Женя.