Яков Бунтов - Чудесные всходы

А беседа подле улья продолжается.

— Мы одну ошибку с Колей допустили, — деловито говорит Володя: — велик улей сделали. Надо его сделать на две рамки, а еще лучше — на одну. Тогда все будет видно, как на ладони. Удобно для наблюдения.

— А чего наблюдать-то? Все равно нового ничего не откроешь. Ведь о пчелах тысячи книг написаны.

Я не могу понять по голосу, кто так независимо говорит.

Слышу, Володя возражает:

— Ну, это ты напрасно, Владик.

Ага, это Владик — отличник из восьмого класса.

— Про пчел я тоже кое-что читал, и все, о чем ты говоришь, знаю. Мне у них больше нравится другое: все они трудятся по неписаным законам, знают свое дело: чистят и проветривают помещение, вскармливают детку, собирают запасы пищи на зиму. Если кто нарушает их устав и не работает, как, например, трутень, осенью гонят его, а если он все же лезет в улей, — жалят, убивают.

Владик ждет, не скажет ли чего Володя. Потом продолжает:

— Не мешало бы такие порядки завести людям. Если не работает человек, пьянствует, хулиганит или ворует, а сам здоров, — выгоняй такого трутня-тунеядца из жизни! Или, например, некоторые из родителей бросают детей. А ведь у пчел этого не встретишь. Значит, у них настоящая коммуна! У них все за одного и один за всех!

Его никто не перебивал, все слушали внимательно. Довольный, он собрался уходить.

Но Володя и не думал отпускать его с победой.

— Нет, ты, Владик, постой и выслушай меня, — сказал он. — Ты наговорил много чепухи. Пчелиная семья основана на биологическом принципе. Матка только рождает, а не вскармливает своих детей. Это за нее делают рабочие пчелы. Пчелиная семья — единое целое. Отдельно от семьи пчела существовать не может. Вот почему у них так и получается, что «все за одного и один за всех». К твоему сведению: так живут не только пчелы, но и другие насекомые — муравьи, термиты, шмели. Пчелы выполняют свою работу несознательно — инстинктивно. Как, скажем, строили пчелы шестиугольные соты тысячи лет, так они будут строить их и дальше. А ведь человек не родится с закрепленной за ним профессией, а приобретает ее — учится.

Послышался смех и возгласы:

— А здорово бы, если бы так было!

— Не учись — сразу врач или инженер!

Володя немного подождал и снова заговорил:

— У пчел есть свои орудия труда — корзиночки, щеточки, медовый зобик, хоботок. А человек орудия труда делает. И вспомни его путь: от каменного молотка — к отбойному; от лошади — к паровозу, автомашине, самолету; от пещеры — к высотному дому; от очага — к паровому отоплению. Понял, милый мой? Нет, пчеле никогда не подняться над тем, что ей дала природа! А человек все время совершенствуется, потому что он — существо высшее, у него сильно развит головной мозг, у него есть разум, фантазия. Он изменяет природу, переделывает ее. Скажем, понадобилось ему больше продуктов — распахал целину под хлеб, развел коров, свиней, уток, кур… Пчелки берут готовое: что им природа дала, то и ладно. А государство у нас ввело всеобщее обучение, открыло университеты, институты, построило электростанции, заводы, фабрики. Изменяется жизнь, изменяется и человек… Понятно?

— Ну, в общем-то, я с тобой согласен, — не хотел сразу сдаваться Владик.

— Не в общем, а все так и есть, — обрезал его Володя. — Ты вот прочитал книжки про пчел, а я, помимо них, читал «Хрестоматию марксизма для юношества». И не только тебе — всем советую прочитать. Не оторвешься!

Потом, видимо, желая смягчить удар, нанесенный Владику, Володя сказал великодушно:

— Но ты, в общем-то, не тушуйся: и поумнее нас с тобой люди были заворожены жизнью пчел. Вот я вам зачитаю сейчас цитатку.

Он, очевидно, полистал книжку. И вот снова течет его ровная речь:

— «Известно, например, что египтяне видели в пчелином гнезде государство, руководимое пчелой-фараоном, который окружен свитой слуг. Он наблюдает с высоты своего воскового трона, как караваны пчел-рабов складывают к его ногам сладкие дары. Вслед за египтянами Платон, а после него Аристотель в „Истории животных“, считали пчелиную семью рабовладельческим обществом, которым правят аристократы-трутни»… Даже спустя полторы тысячи лет семью пчел считали монархией. Вот что, например, писал великий английский драматург Шекспир:

Володя захлопнул книжку. Длилось долгое молчание.

Потом снова раздался Володин голос:

— А насчет того, что о пчелах все уже изучено и нового не откроешь, — это неправда. Вот не так давно нашли метод дрессировки пчел для опыления клевера. Это очень увеличивает урожай семян. Или, например, лечение пчелиным ядом, маточным молоком от многих болезней. И это, конечно, не все. Будет открыто еще много нового…

Мы с Лерой и Борей давно уже сидели на траве подле грядки с капустой, обняв колени. Рыжие лесные муравьи продолжали бесстрашно атаковать гусениц, но оба мальчика перестали обращать на них внимание и зачарованно слушали этот неожиданный доклад.

— Ну и голова, — вздохнул завистливо Лера.

А я радовался тому, что наши труды по ловле пчелиного роя не пропали даром. Вон какой толчок они дали ребячьей мысли…

На следующую весну мы пересадили пчел в новый самодельный улей на двенадцать рамок. За лето юннаты получили от улья три новые семьи. Теперь у нас прибавились три стеклянных улья: на шесть рамок, на две рамки и улей-малютка — на полрамки. На уроках зоологии, при изучении медоносной пчелы, мы начинаем с лабораторной работы: «Наружное строение рабочей пчелы». Наблюдаем жизнь пчел в улье через его стеклянные стенки, изучаем разведение пчел…

Позорный конец Витьки Семенищева, когда-то грозно именуемого «Черной маской», отрезал, как ножом, налеты на наш сад. Однако время шло, и мы стали примечать: нет-нет, да кто-то и оторвет доску в заборе или протопчет в траве тропинку к отяжеленной спелыми плодами яблоньке.

Правда, вахта, которую несла техслужащая тетя Миля, помогала защите сада. Но воришки изучили ее «расписание» и ухитрялись побывать в саду в ее отсутствие.

Тогда тетя Миля пошла на хитрость: она оставляла вместо себя соломенную куклу.

Как-то захожу на участок и вижу: все в порядке — наша сторожиха на караульной вышке. Я ее хотел отправить домой — окликнул, а она не отвечает. Подошел ближе и понял: да это же чучело! И до чего тетя Миля хитра! Нарядила его в кофту, юбку и повязала платком. А на месте лица — крупный портрет, очевидно, с обложки «Огонька». Я даже засмеялся. Однако решил проверить — отошел на другой конец сада, оглянулся. Точь-в-точь сидит тетя Миля, и даже похоже, что вяжет чулок: шевелится на ветру беленькая тряпочка, которую держит в руках кукла. Не успел я сделать и нескольких шагов, как возле меня появились юннаты. Они весело разговаривали и смеялись, показывая мне руками на «тетю Милю».