Сельма Лагерлеф - Том 2. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Сказки

На самой вершине, на твердой спинке бабочки, пасутся только овцы, коровы да жеребята, а из птиц гнездятся одни лишь чибисы да ржанки. Тут нет никаких построек, кроме ветряных мельниц да нескольких сложенных из камня хижин, где ютимся мы, пастухи. Зато внизу, на побережье, раскинулись и большие крестьянские селения, и церкви с пасторскими усадьбами, и рыбацкие поселки, и даже целый город.

Старик выжидающе глянул на молодого. Тот, покончив с ужином, завязывал свою котомку.

— Непонятно, к чему ты клонишь? — спросил он.

Старый овчар все так же вглядывался в туман усталыми глазами. Они и устали-то, наверно, оттого, что вечно высматривали чудо, какого и на свете не бывает. Понизив голос до шепота, старик сказал:

— Одно хотелось бы знать, только одно: известно ли хоть кому-нибудь, что остров этот был бабочкой, летавшей здесь на больших блестящих крыльях? Знают ли об этом крестьяне, живущие в окрестных усадьбах под горой, рыбаки, промышляющие в море салаку, купцы в Боргхольме, дачники, наезжающие сюда каждое лето? Ведомо ли про то странникам, что бродят в развалинах замка Боргхольм, охотникам, что приходят сюда по осени стрелять куропаток, художникам, что сидят на горе Альварет и рисуют овец да ветряные мельницы?

— Ну да, — внезапно сказал молодой пастух, — кому-нибудь из тех, кто сидел здесь вечером на краю скалы, слушал пение соловьев в рощах под горой да глядел через пролив Кальмарсунд, наверняка приходило в голову, что остров это не простой и появился не как все другие острова.

— Хотелось бы знать, — продолжал старик, — неужто никому из этих людей никогда не мечталось приладить ветряным мельницам крылья, да такие огромные, чтобы они смогли поднять целый остров из моря. И заставили бы его летать, как бабочку. Вот это была бы бабочка! Всем бабочкам бабочка!

— Может статься, в словах твоих и есть доля правды, — сказал молодой овчар. — Летними ночами, когда небо чистое и его свод высоко-высоко вздымается над островом, и я порой думал: а остров-то не прочь подняться над морем и улететь далеко-далеко…

Но теперь, когда старику наконец удалось вызвать молодого на разговор, он не очень-то его слушал.

— Хотелось бы знать, — сказал он еще тише, — почему здесь, на горе Альварет, человека грызет какая-то непонятная тоска? Тоска эта терзала меня всю жизнь, и сдается мне, она закрадывается в душу всякого, кому доведется сюда ступить. Хотел бы я знать, понял ли кто, кроме меня: это оттого, что наш остров — бабочка, которая тоскует по своим крыльям.

Переночевав на северном мысу острова Эланд, дикие гуси направились к материку. С большим трудом, преодолевая порывы сильного южного ветра, который дул над проливом Кальмарсунд и относил стаю к северу, гуси пробивались к суше. Показались уже первые шхеры. Вдруг послышался страшный шум. Казалось, тысячи птиц рассекают могучими крыльями воздух. Вода внизу внезапно почернела. Акка на мгновение замерла, распластавшись в воздухе, затем стремительно начала снижаться. Она хотела посадить стаю на воду, но не успела. Их настиг сильный шквал. Западный ветер гнал пред собой тучи пыли, соленую морскую пену и мелких пташек. Он подхватил и диких гусей и, швыряя их в разные стороны, понес в открытое море.

Разыгралась ужасная буря. Напрасно дикие гуси пытались повернуть назад, это было им не под силу. Ветер уносил их все дальше и дальше в Балтийское море. Остров Эланд остался где-то позади, внизу простиралось лишь пустынное и безбрежное море. Оставалось только лететь и лететь по воле ветра.

«Нет, нельзя сдаваться на милость буре и нестись надо всем Балтийским морем», — подумала Акка. С большим трудом стая все же сумела опуститься на воду. Волнение на море с каждой минутой все нарастало и нарастало. Зеленоватые волны со зловещим шипением накатывались одна на другую, слово соперничая друг с другом: кто круче, чей пенный гребень выше. Но диких гусей не страшили морские валы. Казалось, они даже радовались им. Они не выбивались из сил, плывя наперерез волнам. Спокойно дождавшись, когда их подхватит очередная волна, птицы то взлетали на ее гребне, то падали вниз. Словом, забавлялись точь-в-точь как дети на качелях. Беспокоило их только одно: как бы не разогнало стаю.

Бедные наземные птицы, гонимые бурей, пролетая мимо, с завистью кричали:

— Счастливчики вы, умеете плавать! Вам-то горя мало!

Но это веселое развлечение таило в себе большую опасность: взлеты и падения на волнах усыпляли гусей. Им хотелось откинуть голову назад, сунуть клюв под крыло и заснуть. А нет ничего опаснее такого сна. И Акка непрерывно кричала:

— Не спите, дикие гуси! Кто заснет — отобьется от стаи! Кто отобьется от стаи — погибнет!

Гуси пытались бороться со сном, но тщетно. Они засыпали один за другим, да и сама Акка чуть не задремала. Вдруг она увидела, как в волнах мелькнуло что-то круглое, темное…

— Тюлени! Тюлени! Тюлени! — громко и пронзительно вскрикнула Акка и, хлопая крыльями, взмыла ввысь. Стая последовала за ней. Самое время! Один из тюленей подплыл уже так близко, что едва не схватил за лапки последнего замешкавшегося гуся.

И снова птиц подхватила буря и, не давая отдыха ни себе, ни им, погнала дальше в открытое море. Вокруг, насколько хватал глаз, виднелось только море, одно лишь пустынное бушующее море. Суши не было.

Набравшись храбрости, гуси снова опустились на воду. И все повторилось сначала: волны опять укачали их, опять им захотелось спать и опять приплыли тюлени. Не будь старая Акка настороже, ни один гусь не остался бы цел и невредим.

Весь день бушевала буря, весь день она бесчинствовала, нанося ужасающий урон бессчетным стаям птиц, которые как раз в это время года совершали перелет. Одних она сбила с пути и забросила в чужие края, где они умерли с голоду; другие, выбившись из сил, упали в море и утонули. Многие разбились о скалы, многие сделались добычей тюленей.

За целый день неистовство бури не ослабело, и под конец Акка стала думать: неужто и она, и ее стая обречены на гибель? Гуси смертельно устали, но вокруг по-прежнему, сколько они ни всматривались, не было видно никакого пристанища. Только на воде птицы время от времени могли передохнуть. Но к вечеру море внезапно покрылось огромными глыбами льда, ударявшимися одна о другую, и Акка больше не осмеливалась спускаться на воду. Она боялась, что льдины раздавят стаю. Дикие гуси пытались опуститься на эти глыбы, но один раз их смыла огромная волна, в другой раз на лед забрались безжалостные тюлени.

На западе море и небо уже окрасились багрянцем заката, а гуси все летели и летели куда-то, страшась наступления ночи. Этим вечером, полным неведомых опасностей, сумерки, казалось, настигали их быстрее обычного.