Ванда Василевская - Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

Бартош. Ишь ты как растужилась… Ну, тише, тише, милая ты моя! И что это на тебя напало?

Бартошиха. Не знаю. Такой меня чего-то страх взял. Ой, Войтусь, Войтусь, как бы ты себе чего не наделал.

Бартош. Ну-ну, не хнычь, все будет хорошо. Зайду в усадьбу, поговорю со старостой… об отработке, о том, что Травинский дерется. Как же так, ведь он солдат бьет, что под Рацлавицами на пушки шли… Пан староста сам обещал — стало быть, сделают… А то что же? За избу и корову уйти от своих, не защищать их от обид, не напоминать об их правах?

Бартошиха. А потом ты уж ни во что вмешиваться не станешь?

Бартош. Да во что же? Будут себе люди спокойно работать, не как собаки загнанные, что даже со своего поля собрать не удосужатся, как вот хоть Агата…

Бартошиха. И хлев поставишь?

Бартош. Поставлю, поставлю…

Бартошиха. Корова отелится; если бычок — продадим, а если телочка — будем растить… Валек учиться будет, Розу выдадим замуж, свадьбу справим хорошую.

Бартош. Отчего бы нет.

Бартошиха. Только в дом ее отдадим, а мы тут вдвоем в избе останемся. До самой старости, правда?

Бартош. Конечно, а то как же, Марыся!

Бартошиха. Светает.

Бартош. Птичек слышно… Помнишь, Марыся, как я к тебе ходил еще парнем?

Бартошиха. Помню.

Бартош. Приходилось через забор скакать, а потом утром твой отец по росе выслеживал, что к тебе кто-то ходит…

Бартошиха. Вишни в ту весну цвели, ну прямо как снег… А сейчас уже осень скоро. Скоро солнышко взойдет. Как это мы всю ночку проговорили? Погода хорошая, в самый раз картошку копать. Надо спать идти.

Бартош. Народ скоро на работу пойдет.

Бартошиха. Войтусь…

Стук в дверь.

Что это?

Бартош. Кто там ломится?

Дверь с шумом распахивается, в дверях приказчик.

Приказчик. Бартош, на барщину!

Бартошиха. Господи!..

Бартош. Вы что, одурели?

Приказчик. Как ты смеешь, хам, так со мной разговаривать!

Бартош. Кто это хам?

Приказчик. Нечего шуметь. Слышал, что я сказал? На барщину! Солнце всходит.

Бартош. Пускай себе всходит. Вы что, не знаете, что я на барщине не работаю?

Приказчик. Слышал, что я сказал? С сегодняшнего дня кончено. На работу! Хочешь плеть вспомнить? (Замахивается.)

Бартош (бросается на него). Ты меня… ты меня… не дождаться тебе!

Покои старосты, как в прологе. Староста за столом. Его жена у камина вышивает. Травинский.

Староста. Весьма на тебя, сударь, претендую, весьма! Это твоя, сударь, вина. Как можно было допустить?

Травинский. Ваша милость…

Староста. Потом, потом! Ввести!

Два гайдука вводят Бартоша — рубаха разорвана, волосы растрепаны. Гайдуки вытягиваются у дверей.

Староста. Ага, Бартош… Ты что же, не слышал, как тебя на работу звали?

Бартош. Слышал. Хотел жаловаться вашей милости на управляющего.

Староста. Что?

Бартош. Мне не полагается ходить на барщину. А управляющий свое… Так чтобы ваша милость приказали управляющему…

Староста. Не полагается!.. Почему же так, не полагается?

Бартош. От повинностей ваша милость меня на вечные времена освободили. Управляющий читал, все слышали и знают.

Староста. Знают?.. Кончено! Понял? Управляющий исполняет мои веления и только!

Бартош. Управляющий… выполняет веления вашей милости… вашей милости? Что кончено? Когда пан Костюшко… пан староста освободил меня от всех повинностей…

Староста. Пана Костюшки нет. А я есть. Освободил, а теперь отменяю.

Бартош. Как же, ваша милость, отменяете? И кровь под Рацлавицами отменяете, и смерть тех, что пали от пушечных ядер?

Староста. Отменяю свое распоряжение.

Бартош. И пана Костюшки манифест? Что отработки не будет, и облегчение повинностей, и все?..

Староста. Нет Костюшки, нет и манифеста.

Бартош. Супруга вашей милости тогда так красиво об отчизне говорила… что ей служить надо…

Староста. Что тебе рассуждать об отчизне?.. Твоя работа на пашне, забота об отчизне дело шляхетское!

Бартош. Да ведь и мне пан Костюшко шляхетство пожаловал…

Староста. А тебе сдается, что ты уже и стал шляхтичем? Не так это просто!.. Шляхетские роды веками росли, веками в стране верховодили и гербы свои все новой славой покрывали…

Бартош. И вы, ваша милость, теперь хотите вот этак о своем гербе похлопотать…

Староста. Да ты что? Как ты смеешь?

Бартош. Я кровью купил свое право…

Староста. А шляхетство не покупается и не продается! Безумен был твой Костюшко, и, как всякое безумство — предприятие его окончилось постыдно. Только навлек несчастие на отчизну.

Жена старосты. Всякая власть от бога… Не годится бунтовать против власти.

Бартош. Иначе вы, ваша милость, ясновельможный пан староста, и ваша милость, ясновельможная пани, на этом самом месте не так давно говорили.

Староста. Времена переменились, и ты должен понять, что переменились! Людей бунтуешь, к дурному подстрекаешь, сбиваешь с толку…

Бартош. Какой же бунт — свое отстаиваем.

Староста. С отцов и дедов, с прадедов и прапрадедов жендовицкие владения на порядке держались. И порядок здесь будет. Ты отвык от честного груда, но управляющий тебя снова научит, понял?

Бартош. Так как же будет?

Староста. С чем?

Бартош. С народом, с барщиной? С отработкой? С моей избой? С манифестами пана Костюшки? С собственным словом вашей милости, письменно сюда присланным?

Староста. Я уже сказал. На работу! И чтоб я не слышал больше, что у тебя сходятся, что ты подстрекаешь людей!

Бартош. Пока пан Костюшко был силен…

Жена старосты. Тогда было иное, и многое с тех пор переменилось. Теперь уже не царь, а вследствие взаимных договоров и соглашений его величество австрийский император всемилостивейше правит нами.

Бартош. Переменили себе, значит, барина?

Староста. Не твое это дело, не твоего мужичьего ума. С вами-то все по-прежнему обстоит, да так и останется.

Бартош. Так вам, ваша милость, сдается. Но крестьянин уже почуял в руках косу и саблю! Он уж решился на смерть, уже признал себя, наконец, человеком. И теперь вам его назад к земле не пригнуть!