Ванда Василевская - Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

Нам рассказали об одной маленькой девушке, которая ходила в самые опасные места. Она плакала от злости, когда у нее не хватало сил тащить раненого. Стиснув зубы, она вытаскивала из-под обстрела больших, тяжелых мужчин. Она — маленькая, слабая девушка, сила воли которой удесятеряла ее физическую силу. Она ругала самое себя и тянула на шинели тяжесть, во много раз превосходящую ее силы.

Нам рассказали о Раисе Троян, вынесшей из-под огня во время вражеской танковой атаки шестьдесят раненых.

Нам рассказали о санитарке Мухиной, выносившей сотни раненых во время боя. Она бросилась под танк, чтобы спасти раненого командира. Вместе с ним Мухина и погибла, задавленная гусеницами танка. Таковы они — боевые сестры красноармейцев, бестрепетно жертвующие собой, неустрашимые боевые подруги, которым сотни и тысячи бойцов благодарны за спасение жизни.

Связистки, разведчицы — их много сотен. Сотни имен и фамилий — сотни героических подвигов.

Советская женщина служит родине на любом участке родной земли. Она заменяет у машин и станков мужчин, ушедших на фронт. Она работает здесь во много раз больше, нежели до войны. Ее умелые руки вырабатывают миллионы снарядов, патронов, идущих на фронт. В корпусах заводов советская женщина кует победу Красной Армии.

Приехала с Украины с эвакуированным заводом, засучила рукава и взялась за работу. В новых, трудных условиях, невзирая на снег, мороз, не думая о себе, помогала вводить в строй завод. И думала лишь об одном — о родине и о победе.

Сотни километров шла советская женщина, угоняя колхозное стадо из районов, которым угрожал враг. В жару, зной и пыль, в проливной дождь, когда ноги вязли в липкой грязи, в осенние заморозки, когда болезненно трескалась кожа, она шла на восток, спасая колхозное добро. На новых местах, в новых условиях она не растерялась, не заплакала с горя, — она засучила рукава и взялась за работу. Она любит своих детей. Но в ее сердце есть место для всех детей родины. Она посылает своих сыновей на битву без плача — так крестьянка Вильган отправила в Красную Армию восьмерых сыновей. Она умеет хозяйничать дома, и она — стахановка на своем заводе, передовая в своем колхозе.

Дни Отечественной войны выявили в советской женщине героизм, какого не знала история, несокрушимую волю и несокрушимую веру, безграничную любовь к родине, пламенное сердце, мужественную готовность к самопожертвованию.

Не нашлось только одного, чего ожидали, чего искали фашисты, — рабской покорности. Враги, ворвавшиеся на нашу землю, на горьком опыте убедились, что здесь женщина — человек, свободный человек, который будет бороться против несущего с собой позор и рабство оккупанта везде и всюду, на любом посту — до победы.

Он не принадлежал к тем, кто штыком выкалывает пленным глаза; он не был из тех, которые насилуют несовершеннолетних девочек на глазах у матерей, этот немецкий солдат, сложивший свою голову на Украине и оставивший после себя небольшую записную книжечку, испещренную мелким почерком.

Он был глубоко подавленным, глубоко чувствующим человеком, которому, однако, не хватало мужества или самостоятельности, чтобы продумать некоторые вещи до конца и из того, что наблюдал, сделать соответствующие выводы. Он погиб, как погибнут все, кто с оружием в руках пришел на нашу землю. После него осталась маленькая книжечка, интересный документ, показывающий другую сторону гитлеровского похода на Украину, обнажающий оборотную сторону медали, ту, о которой не говорят немецкие сообщения, о которой не упоминают ни Геббельс, ни Гитлер, о которой не было произнесено ни одного слова в трескучих парадных немецких радиопередачах.

Он отмечал изо дня в день свои переживания: от границы, из Львова и до Кировограда, одни только названия местностей говорят о том, что часть, в которой служил автор записей, продвигалась вперед. Если бы не эти названия, можно было бы подумать, что это дневник солдата отступающей армии.

Первый же день войны отмечен унылой записью:

«22. VI. Начало военных действий против Советского Союза. Настроение подавленное… В 9 часов утра прибывает связной мотоциклист с первыми донесениями. Поручик Польх ранен, командир — капитан Руф ранен, два человека из третьей батареи ранены. В 4 часа дня появляется наш командир. Лицо осунувшееся, седые волосы окровавлены, плохо лежит окровавленный бинт на его плече. Капитан Руф четыре часа лежал недалеко от позиции батареи. В течение четырех часов он истекал кровью».

Уныние в первый же день войны… Но, может быть, в дальнейшем настроение улучшится.

«27. VII. Каждый метр земли стоит потоков крови. Мундир мокрый, желудок пустой. Бессонные ночи, томительные дни. Нервы натянуты до последних пределов. Тупая машина войны. Ужас!

26. VIII. В течение четырех дней наша дивизия пережила 76 атак неприятельских самолетов, адский огонь и дым».

Ни разу на протяжении нескольких десятков страниц нет слов: «Мы продвинулись вперед, мы побеждаем, отбиваем атаки». Солдат будто чувствовал, что он, как и вся его братия, как бы они ни подвигались вперед, неминуемо идут к одному — к смерти.

Полными горечи и неприязни глазами смотрит автор записок на своих офицеров.

В Кировограде он записывает:

«Город расположен не более чем в 150 километрах от фронта, а уже всюду чувствуется бюрократизм и офицерское зазнайство. Смешные офицерики сидят в кабинетах с самыми потешными минами. По вечерам разгуливают в фуражках с длинными козырьками, с блестящими ремнями, в перчатках. Перед населением играют роль победителей и приказывают солдатам, прибывшим в этот город из ужасов и грязи фронта, приветствовать их, вытянувшись в струнку, как на смотре в казармах».

Нет, не любит автор записей гитлеровских порядков. Он смотрит на них не только критически, но и глазами, полными обиды и отвращения. Когда ему пришлось лечь в лазарет, он пишет:

«Меня, Швенка и Бальдауфа врач направил в лазарет. Зачем? Нам не было сказано, чем мы больны. Это солдата не касается. Очевидно, солдат чересчур глуп, чтобы это понимать, — солдат вообще слишком глуп для всего, за исключением того, чтобы жрать, насиловать, стрелять и лезть под пули».

Невесело в этом лазарете. Больной кровавым поносом солдат пишет:

«Условия ужасны. Во всем лазарете ни капли воды. Врач вообще не бывает. Лучшим лечением считается — пять дней голодовки».

Внимательно присматривается он ко всему окружающему, и все принимает в его глазах мрачную окраску, дышит безнадежностью. Даже там, где, казалось бы, будет повод к радости, действительность быстро рассеивает иллюзии. Одна из записей гласит: «21-го вечером мы стоим на шоссе и всматриваемся, как движутся наши союзники — танковая дивизия словаков. В течение двух часов проходит танк за танком. Машины новейшей конструкции».