Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

- Забыл я, как играется, давно не играл.

- Спой, раз общество просит.

- Ну, разве что старинную… Только уж все вместе. - И затянул баском:

Затянули вразброд и гости. Да только сразу как-то выбились из разноголосицы два голоса: один Панасов - хрипловатый, гудящий и осторожный, словно боялся дать себе полную силу, чтобы не заглушить другой - чистый и задумчивый, нежный и высокий мамкин голос.

Тихо и грустно звучала песня, унося всех за деревенскую околицу, в дальние поля и леса, где мир был светел и широк, где хоровод водили ветер, солнце и облака и где бродила по тропочке девчонка, жалуясь на печальную, горемычную участь свою:

Песня отзвучала и замерла. Из дальних полей, из-за сельской околицы вплыли в избу лежанка со Стрелкой, навострившей уши и забывшей про зайчика, отец, закрывший глаза, притихшие гости за столом. Лица у всех были добрые и задумчивые.

- Складно у вас получается, - сказала тетя Маруся и смахнула слезы с ресниц.

- А вы что же не поддержали? - спросила Клава.

Она отодвинулась от Панаса и стала торопливо прибирать стол.

Когда это появилась Лариса в избе? Никто и не заметил - сейчас вошла или давно уже стоит и слушает? Она едва умещалась в дверях, стояла, поджав губы, уперши руки в бока. Клава первой увидела ее, засуетилась виновато, принесла на сковородке сала и обтерла стакан полотенцем:

- Сейчас вина принесу.

Лариса метнула взгляд на Панаса:

- Забыл про наряд-то? Федор что тебе сказал?

- Подсаживайся, кума, - стали упрашивать гости.

- Когда ж поспеешь сделать-то? - Лариса повысила голос. - Кабы Федя не племянник мне, давно бы из кузницы прогнали тебя, бездельный ты человек!

- Да куда ж его из кузницы? Сам он ее по бревнышку сложил, как же так-то?

- А вот так-то! - распалялась Лариса. - На то он и бригадир, на то и власть ему большая дадена!

- Да где ж еще такого кузнеца сыщут?

- Захочет и прогонит, - куражилась Лариса, чувствуя, как распирает ее от силы и власти, даденной племяннику Федору. - Скажет председателю, его и прогонят взашей!

- Прогонят! - засмеялись в горнице. - Его в Стратонове ждут не дождутся, сварщик в РТС им требуется.

- Да он в город на любой завод устроится, чего он здесь не видел?

- Возьмет и сам уйдет отсюда, - шумели гости. - Чего ты к нему цепляешься?

- Да подавитесь вы с ним, с разлюбезным своим! - освирепела Лариса. - Да на кой он мне, леший, сдался? Да что я в нем, голодранце, не видела?..

И пошла, и пошла, и пошла - никому слова молвить не дает, все сидят, слушают да переглядываются.

Панас встал из-за стола, повел широкими плечами.

- Утишься! - сказал он и ласково так, укоряюще посмотрел на нее. - День еще не кончился, успею сделать наряд. Не порти людям праздника…

Лариса глянула на мужа, тут же и осеклась, словно бежала и споткнулась вдруг. Из сеней вышла Клава с бутылкой вина.

- Некогда мне распивать, - сказала Лариса подобревшим голосом. - Дел-то моих никто за меня не сделает.

- Ну возьми хоть сала с собой.

Клава увела ее в сени и открыла кадку:

- Бери!

Лариса деловито разгребла верхний слой, извлекла из-под низа кусок, прикинула на ладони, положила сверху кусок поменьше и присыпала солью.

- Ладный-то кабанчик, - сказала она. - Пудов на восемь потянет.

- Где уж! В нем и шести не будет. Рано мы его порешили. Кабы не Васина болезнь, ему еще погулять надо…

- Как же шесть? Что я, не знаю, не видела? Да и по кадке видно - все в нем семь, не менее.

- Кто его знает, не замеряла…

- Я и говорю - семь, не менее. Тряпица-то у тебя есть завернуть во что?

Клава принесла чистое полотенце. Лариса рассмотрела на нем вышитых петухов и аккуратно завернула.

- Полотенце опосля тебе верну, не волнуйся. - И, не оборачиваясь, крикнула в избу: - Сколько ждать-то тебя?

Панас вышел, сильно пригнувшись в дверях, пошел за Ларисой, держась поодаль. Сразу опустело в избе, от веселья не осталось и следа. Ивка бросился к окну и долго смотрел, как удалялись Панас и Лариса.

Было утро следующего дня. Мать вошла в избу и присела к столу. Оторвав клочок от газеты, карандашом стала что-то подсчитывать, поднимала голову, смотрела в угол и снова писала.

- Ты что, мам, пишешь? - спросил Ивка.

- Ой, не спрашивай, сынок! Все считаю, что купить надо. А что мы с поросенка выручим, неизвестно - свинина нынче дешевая очень.

Потом вместе с Ивкой Клава выкладывала из кадки куски свинины. Ивка помогал ей и вспоминал вчерашнее. Почему это так, думал он, праздники проходят, а потом приходят скучные дни? Разве так нельзя, чтобы праздники никогда не кончались? Выдумывают себе люди заботы, а без них разве не лучше? Вот и мать - вчера веселая, молодая, новая какая-то была, а сегодня надела старый ватник, дырявый платок, в глазах суета… Даже и не посмотрит открыто, душевно, глядит будто на тебя, а сама прикидывает, считает и соображает, как выручить побольше.

Мать положила в корзину сало, каждый кусок оглядела и огладила, пересыпала крупной солью, укрыла чистой тряпицей.

- Ну, Вася, я пошла. Поешь, что в печке оставила.

Василий кивнул со своей верхотуры.

- Смотри, как бы не угорел. Печь-то я сильно истопила. А ты, сынок, за отцом поухаживай. Подай что надо.

И ушла. И остался Ивка один. Правда, был отец, но это все равно что один - с ним не поиграешь, не поговоришь. А занять себя чем-то надо, иначе от скуки помрешь. Ивка стащил котят с печки и стал учить их стоять на задних лапках. Стрелка валилась, как кукла, лежала недвижно, вяло отбивалась - все в толк взять не могла, чего от нее хотят. А Барсик - тот прыгал на задних лапках, пытаясь достать кусочек мясца, но, убедившись, что его водят за нос, рассердился и больно царапнул Ивке руку и даже попытался вцепиться в нее зубами.

- Иди к своей мамке! - рассердился Ивка и вышвырнул котенка во двор.

Мурка жила в сарае, часто пряталась на чердаке, но в избу не заглядывала - помнила Ивкину выволочку. Своих котят она не признавала, отвыкла, да и котята привыкли без нее. Барсик перебежал двор, остановился, увидев воробья возле лужи, встопорщил шерстку и замер. Воробей чирикнул и улетел - привет! Задрал Барсик голову, подождал - не вернется ли? - и побежал к мусорной свалке за сарай, где были у него свои тайные дела.

Ивка постоял у окошка, поводил пальцем по стеклу - звук получился глухой и хриплый. Тогда он смочил кончик пальца слюной и снова потер. Теперь звук был звонкий и чистый. На печке зашевелился отец - видно, звуки пришлись ему не по душе.