Валерий Медведев - Тире-тире-точка. Повесть и рассказы

Как раз в это время зазвонил телефон, и мама начала разговаривать сначала с женой второго пилота, потом с женой папиного штурмана, потом с родственниками зимовщиков. Но всего этого Женька уже не слышал. При первом же звонке он влетел в свою комнату, сел за стол и, взяв заранее приготовленный мамой бланк для ответной радиограммы, написал большими буквами: «ЗДРАВСТВУЙ, ДОРОГОЙ ПАПОЧКА!!»

Немного подумав, он поставил восклицательный знак, потом второй, затем хотел поставить и третий, но за окном на дворе кто-то закричал: «Ерохин! Женька!» - и тут же в воздух посыпались тире-точки азбуки Морзе, выбиваемые на водосточной трубе.

Женька подбежал к окну и влез на подоконник.

Внизу стоял его приятель Лёшка в окружении футбольной команды двора и палкой выбивал морзянку. На плече у него висел маленький транзистор.

- Про отца твоего передают! Слышишь? - заорал Лёшка, пуская свой приёмник во всю силу.

«…Уже не раз лётчик Ерохин сажал самолёт на осколки разбитых штормами ледяных аэродромов…» - проговорил маленький приёмник громким дребезжащим голосом.

По радио передавали статью из газеты о подвиге лётчика Ерохина. Во дворе стало тихо. Даже девчонки перестали визжать на площадке.

«…Приводил ночью тяжёлые машины на одном двигателе… - продолжал басить на весь двор приёмник. - Взлетал во время ураганов…»

Все слушали: и мальчишки и девчонки; из подъезда вышла лифтёрша, из окон повысовывались соседи, и все смотрели при этом на Женьку так, как раньше на него никто не смотрел. А потом заиграла музыка.

- Выходи! - крикнул Лёшка. - Устроим футбольный салют!

Кто-то пнул мяч, и он взлетел свечой высоко в воздух.

- Нет! - крикнул Женька. - Я должен папе ответ написать.

- Тогда семьдесят три! - крикнул Лёшка и выбил эту цифру на трубе по азбуке Морзе, потому что эта цифра означает у радистов «счастливо».

- Вам тоже семьдесят три! - крикнул Женька, высекая тире-тире-точки из железного подоконника.

Он спрыгнул на пол и, заложив вокруг комнаты глубокий вираж, пошёл на посадку к столу.

Обычно ответы на радиограммы отца не вызывали у Женьки особых раздумий. В них описывал он и разные происшествия, и подробное содержание новых кинофильмов, и перечень выменянных у ребят редких марок, и репортаж футбольных сражений «Московских пингвинов» (так в честь Антарктиды назвали свою футбольную команду ребята с Женькиного двора).

Но сегодня, написав слова: «Здравствуй, дорогой папочка!!», Женька вдруг почувствовал, что после всего, что случилось там, в Антарктиде, он должен, он обязан ответить совсем по-другому.

Отложив ручку, он заглянул в мамину комнату. В комнате было тихо. Мама уже сидела за столом и писала. Тогда Женька прошёл на кухню, облокотился на подоконник и задумался. Было слышно, как рядом в ванной комнате из крана падает вода. Удивительней всего, что вода падала не просто так, а по самой настоящей азбуке Морзе: то быстро-быстро - точками, то помедленней - знаком тире.

Тире-тире-точка… тире-тире-точка…

Под стук капельной радиограммы Женька стал разглядывать двор, на котором шла та самая жизнь, что ещё вчера почему-то казалась Женьке потрясающе интересной. Тяжело вздохнув, он вернулся в свою комнату, выходящую окнами на улицу Горького.

На перекрёстке возле светофора стояла жёлто-красная машина с надписью «Техпомощь». Сидя в металлическом гнезде, трое рабочих натягивали провод, оборванный троллейбусом.

Женька уже повернулся, чтобы отойти от окна, как вдруг увидел что-то такое, от чего Женькины голубые глаза стали сразу почти что чёрными. Вообще-то ничего особенного не произошло. Просто из-за угла на улицу Горького выехала машина, гружённая льдом. И никто, вероятно, кроме Женьки, не обратил на это внимания. Потому что грузовик вёз лёд. Самый обыкновенный лёд в магазины или в ларьки с мороженым. Но для Женьки Ерохина грузовик вёз в своём кузове не просто лёд. Он вёз в своём кузове Антарктиду! Папину Антарктиду! Её было совсем немало, этой гружённой в машину Антарктиды, может быть, три, а может, даже и целых четыре тонны.

Машина приближалась к дому. Лёд таял под горячим московским солнцем.

Он летел на асфальт мокрыми, быстро высыхающими тире-тире-точками, словно посылая Женьке радиограмму, может быть, от ледника Шеклтона или Эймери, а скорее всего от ледника Денмана, где Женькин папа разыскал заблудившихся зимовщиков.

- Перехожу на приём! - прошептал Женька, хватая карандаш и торопливо записывая прямо на подоконнике трассирующие тире-точечные знаки.

Он записывал до тех пор, пока грузовик со льдом неожиданно не свернул в переулок. Прикусив нижнюю губу, Женька быстро расшифровал радиограмму, подумал о чём-то, принял какое-то решение. Затем, приписав ниже по той же азбуке Морзе: «Мама! Я скоро вернусь!» и цифру «73!», он побежал к шкафу.

Открыв створку, он достал с полки компас и надел его на руку, на плечо повесил набитый чем-то тяжёлым рюкзак, затем надвинул на беленькую чёлку синий берет, прищурил глаза и тихо, так тихо, чтобы не отрывать маму от письма, вышел на лестничную площадку.

Сбежав торопливо по лестнице, он миновал двор, вышел на улицу и, смешавшись с московскими пешеходами, бесстрашно зашагал навстречу ответу на папино письмо.

Женькино исчезновение мама заметила не сразу. Заглянув в его комнату, она увидела на столе, за которым он обычно готовил уроки, лист бумаги со словами: «Здравствуй, дорогой папочка!!»

Ещё ни разу не уходил Женька из-за стола, не дописав ответ на папину радиограмму, поэтому в первые секунды Валентина Николаевна больше удивилась, чем встревожилась. Она знала, каким важным для Женьки был этот ответ на папино письмо после такого долгого молчания. Тем более, что завтра с Шереметьевского аэродрома улетали в Антарктиду знакомые лётчики. А Женька с мамой давно уже заготовили для папы большую посылку. Оставалось только вложить в неё ответы на последнюю радиограмму, и вдруг Женька исчез, не сказав ни слова.

Может быть, его вызвал кто-нибудь из приятелей во двор по срочным мальчишеским делам? Эта мысль немного успокоила её, но прошёл час, затем другой и третий, а Женька всё не появлялся, и взволнованная Валентина Николаевна выбежала во двор.