Пенелопа Лайвли - Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время

«Усталъ я отъ сего города. Здѣсь дѣлаются странные дѣла, и мнѣ ихъ не понять».

Джеймс долго смотрел на это послание. Оно словно взывало к нему, но он не знал, что следует делать. И чувствовал, что страшно устал. Настолько устал, что не мог даже поразмыслить над этим, как хотел бы. Дневник выпал у него из рук, и он заснул, даже не погасив лампу.

И сразу проснулся. Внизу лаял Тим. А в открытое окно проникал какой-то запах. Была, вероятно, глубокая ночь. Тим истерически лаял. А запах… Джеймс сел на постели. На зеркале было крупно написано, кажется мылом:

«Я спалилъ вѣдьминъ домъ».

Джеймс соскочил с постели и бросился к окну. Ночь была ясная и холодная, луна поднялась высоко и светила ярко, а внизу спали, задернув занавески, темные дома Лэдшема. И все сильнее был запах гари, и слышался громкий хруст, словно гигантские пальцы мяли и комкали газету. А Тим все лаял и лаял…

И тут Джеймс все понял; он понял бы быстрее, если бы не был немного отуманен сном. И вот он уже внизу и колотит в дверь родительской спальни и кричит:

— Проснитесь! Вставайте!! У миссис Верити пожар!

После этого началось! Мистер Харрисон вызывал по телефону пожарных. Джеймс и Эллен выскочили на улицу как были, в пижамах, а миссис Харрисон громко стучала в дверь миссис Верити. Из соломенной кровли шел дым и вылетали язычки пламени; снопы искр рассыпались в ночном небе. Появилась миссис Верити в красном фланелевом халате. Ее увели в Коттедж Ист-Энд. Вдоль всей улицы в домах зажигался свет и сбегались люди. Они стали выносить мебель миссис Верити, и через несколько минут мостовая вокруг уличного фонаря напоминала большую благотворительную распродажу. Там громоздились стулья, столы, клетка с канарейкой, пара фарфоровых собачек и громко тикающие настольные часы.

Прибыла пожарная команда, и дело взял в свои руки каменщик фирмы «Бридж и Сэмпсон», в своем другом качестве — начальника пожарной команды. Потому что пожарная служба в Лэдшеме была так устроена, что пожарники в обычной жизни были совсем другими людьми — водопроводчиками, мясниками и работниками на фермах.

Джеймс часто им завидовал. Очень здорово, думал он, когда ты, положим, чинишь кран, но по сигналу пожарной сирены моментально превращаешься в совершенно другого человека — в мундире, высоких сапогах и блестящей каске, несешься по Главной улице Лэдшема, стоя в пожарной машине, и все на тебя смотрят.

Пожарники запрудили улицу своими трубами и шлангами. Двое пожарников с топорами в руках вошли в дом; другие крюками стаскивали солому с крыши. Над ней стоял дым, и ночь окрасилась в цвет горохового супа. Люди кашляли и пятились от огня.

Джеймс спросил у пожарника, возившегося со шлангами и кранами:

— Неужели дом совсем сгорит?

Пожарник покачал головой.

— Нет, не похоже. Разгуляться огню не дали. Крыша, конечно, пропала, вот, пожалуй, и все. Хорошо, что мы подоспели вовремя.

Джеймс помчался домой, чтобы сообщить это миссис Верити, которая сидела на кухне. Вид у нее был ошеломленный. Она снова и снова повторяла миссис Харрисон, что перед тем, как лечь спать, залила огонь, это она хорошо помнит, и газ тоже погасила и никак не может понять, отчего загорелось. Услышав утешительную весть, она просветлела и непременно пожелала выйти посмотреть на дом. А миссис Харрисон только теперь заметила, что Джеймс не надел ни халата, ни тапочек; тогда он заправил пижамные брюки в свои высокие сапоги, чтобы хоть немного походить на пожарного, и снова вышел на улицу. По пути он остановился поздравить Тима, потому что ведь это, пожалуй, он спас дом миссис Верити и ее самое. Но Тим остался равнодушен к поздравлениям; он гонялся за кошкой миссис Верити, которая, лишившись крова, точно безумная бегала по забору.

Теперь дыма и воды было больше, чем огня. На улице толпились соседи, почти все в халатах, а на это тоже было интересно посмотреть. Если кого-нибудь увидишь в халате, подумал Джеймс, он всегда будет потом казаться не таким, как раньше. Миссис Верити сидела посреди улицы в собственном кресле, укутанная в плед, рядом была клетка с канарейкой, и миссис Верити говорила окружавшим ее людям, что она ума не приложит, отчего могло загореться. Все очень ей сочувствовали, и Джеймс подумал, что, когда все будет позади, миссис Верити даже извлечет из пожара нечто приятное. Ведь она теперь сможет рассказывать длинную и интересную историю, в которой была главным действующим лицом, вместо полученных из вторых рук историй про других людей.

С огнем быстро справлялись. В этом уже можно было не сомневаться. Люди начали расходиться по домам. Джеймс укрывался за пожарной машиной, надеясь остаться незамеченным, но миссис Харрисон все-таки нашла его и строго сказала:

— Джеймс!

Он с сожалением вернулся в дом и снова лег в постель. Миссис Верити тоже пришла, чтобы провести остаток ночи в комнате для гостей. Ее имущество осталось ночевать на улице, а пожарные шлепали по лужам воды, которая стекала с мостовой в канавы. Они сгребали солому с крыши и оттаскивали подальше тлеющие балки.

— Мне страшно подумать, — сказала миссис Верити, — какая теперь у меня будет грязь и беспорядок.

— А вы не думайте, — сказала миссис Харрисон. — Давайте отложим все до утра. А тогда возьмемся за дело с новыми силами.

Как всякий кризис, пожар вызвал отклики отовсюду. Во время пожара люди вышли из обычной колеи и вели себя иначе, чем всегда. Утром волнение улеглось. Зато проблемы вздымались как горы.

— Вчера я разговаривала с миссис Трапп, — сказала с удивлением миссис Верити. — А ведь мы с ней не разговариваем вот уж пятый год, с прошлого Рождества. — Она посмотрела через улицу на свой дом и вздохнула. — Я долго еще не приду в себя. Крышу надо перекрывать. А пока придется пожить у сестры, в Оксфорде.

Джеймсу тоже было над чем подумать. Его угнетала мысль о последнем послании Томаса Кемпе. Он чувствовал там какую-то мольбу. Не приказание на этот раз, а мольбу. А он, Джеймс, ничего не предпринял, и этот пожар был неким жестом отчаяния. Но что он мог сделать? Чего хотел от него колдун?

Над этим он раздумывал и по дороге в школу. На углу ему встретился Саймон. И Саймон возбужденно заговорил о пожаре.

— Правда, что ты первый заметил?

— Угу, — сказал Джеймс.

— Эх, вот бы мне! А ты чего такой недовольный?