Пенелопа Лайвли - Призрак Томаса Кемпе. Чтоб не распалось время

— Прекратите оба, — сказала миссис Харрисон. — Я вам мать, а не рефери.

Джеймс пришел в восторг, вообразив свою мать в шортах и со свистком на шее, и покатился со смеха. Эллен смотрела на него с негодованием. Все споры она принимала всерьез и любила доводить их до конца.

— А еще, мам, он положил грязную тряпку на мой велосипед, и я села, а Джулия видела. Мне же стыдно перед подругами!

— У них, вероятно, тоже есть братья, — сказала миссис Харрисон. — А ты, Джеймс, перестань изводить сестру. Слышишь?

Но Джеймс уже ушел к себе наверх.

Сидя на краю кровати и раздеваясь, он с удовольствием оглядывал свою комнату. Отличная комната! Стены и потолок были скошены в разных направлениях, так что казалось геометрически невозможным, чтобы из них вообще получилась комната. Пол тоже имел наклон; если положить на него шарик, он медленно скатывался к другой стене. Чтобы выглянуть из окна, надо было чуть нагнуться; зато оттуда открывался отличный вид на шиферные и соломенные крыши Лэдшема, на прямоугольную башню церкви, над которой кружили ласточки, и на небольшое сурового вида здание на старой рыночной площади, где когда-то была тюрьма, а теперь находилась публичная библиотека. В комнате помещались стол, комод, пара полок, где Джеймс держал книги, коллекцию окаменелостей, раковины и другие предметы, в том числе глиняные фигурки, которые он на прошлой неделе сделал в школе. Две из них, как он с раздражением заметил, валялись теперь на полу. Значит, она все-таки побывала тут. Вруша!

Он поставил фигурки на место и лег в постель. Потом достал из-под подушки Личный Дневник и стал записывать события прошедшего дня. В разделе «Финансовое положение» он написал: «То же, что вчера. Должен Саймону 1 пенни (проиграл спор — кто дальше выплюнет яблочные зернышки). Он мне должен два мороженых на палочке. Карманных денег не получу, пока не будет заплачено за стекло в кладовой». Перевернув страницу, он написал: «Погода хорошая. Умеренный западный ветер (если не застрял флюгер на церковной башне)». Следующая страница была озаглавлена «Питание», и он написал: «На обед творожники. Потрясающие. Съел три порции. На ужин цветная капуста с сыром. Единственное, чего Тим не ест». Он опять перевернул страницу. Следующая была отведена «Планам на Будущее» и всегда бывала густо исписана. На этот раз он написал: «Прорыть туннель под всем фруктовым садом. Если это удастся, послать план всем, кто собирается рыть туннель под Ла-Маншем. Устроить капкан, чтобы Эллен не могла ко мне войти. Найти в словаре „алхимию“. Учить Тима носить корзинку».

Он сунул Дневник обратно под подушку, погасил свет и сразу заснул.

Ночью он проснулся оттого, что озяб. Одеяло оказалось на полу. Из-под двери или откуда-то еще сильно дуло. Он сердито поднял одеяло и снова заснул.

— Никто не видел моей трубки? — спросил мистер Харрисон.

— Посмотри на кухонном буфете, — сказала миссис Харрисон, не поднимая головы от раковины.

— Под пакетом с корнфлексом, — сказала Эллен, прожевывая тост.

Мистер Харрисон подошел к кухонному буфету, вернулся к столу, приподнял пакет с корнфлексом, снова положил его на место, потом сказал:

— Не хотел бы никому докучать и никого отвлекать. Но может быть, хоть ты что-нибудь подскажешь, Джеймс?

— В прихожей на столе, — сказал Джеймс. — А не осталось еще немножко бекона, мам?

— Благодарю тебя, — сказал отец. — Это бесспорный факт или всего лишь твоя догадка? Ладно, не трудись отвечать.

Он вышел из кухни, и было слышно, как он шел по скрипучему полу через прихожую.

— Прежде чем ты исчезнешь, Джеймс, я хочу дать тебе поручение, — сказала миссис Харрисон.

— Да, мам. Конечно, мам.

Он надеялся, что постоянная готовность помочь может искупить оконное стекло в кладовой.

— Отнеси в аптеку рецепт для Эллен. Я вчера забыла.

Негодование одержало верх над дипломатическими маневрами.

— А почему она сама не может? Нечестно! Кашляет-то кто? Она!

— Ее пригласили на весь день к Робинсонам, и она не успеет. Ну как, нашлась трубка? — Это был вопрос к мистеру Харрисону, который вернулся на кухню.

— Нет.

— Ничего, мы с Джеймсом везде поищем, пока тебя нет.

«Рабство», — пробормотал про себя Джеймс. Эллен самодовольно улыбалась.

— Ты, кажется, что-то сказал, Джеймс? — спросил мистер Харрисон.

— Ничего, папа. Я только пожелал Эллен хорошо провести день.

— Ох!.. — начала Эллен.

— Ну, я пошел, — сказал мистер Харрисон. — До свидания.

— До свидания, папа. Ну что ж, схожу за пестицидом. То есть за микстурой от кашля.

— Вот рецепт. Смотри не потеряй.

Миссис Харрисон достала рецепт из чайника, где хранились запасные пуговицы, мелкие деньги и важные документы. Джеймс положил рецепт в карман и вышел на оживленные по утрам улицы Лэдшема. Это был очень старый поселок, нечто среднее между деревней и городком. Рядом с современными постройками старые казались особенно маленькими. Новые жилые дома вырастали как грибы по обеим окраинам, но центр городка оставался прежним. Дома и улицы были там на размер меньше, чем в современном городе. Грузовики и даже верх легковых машин приходились на уровне крыш.

Улицы были слишком узки, а углы их слишком остры для современного уличного движения. Из-за этого случались самые живописные заторы. Сейчас Джеймс с интересом наблюдал один из них: на главном перекрестке грузовик фирмы «Хантли и Пальмер» никак не мог разминуться с трактором, тащившим прицеп. В городке насчитывалось шесть пабов, большей частью называвшихся «Лебедь», две мясные лавки, ни одного супермаркета, парикмахерская под вывеской «Стиль и Элегантность» и просторная новая Единая школа, вся из стекла и бетона. Но в классных журналах повторялась большая часть тех же фамилий, что и в записях о Крещениях, Бракосочетаниях и Смертях, которые велись в местной церкви уже около пятисот лет. Улицы носили краткие и разумные названия, говорившие о прошлом городка: Приусадебная улица, аллея Аббатства, Фунтовая улица. Застроенные маленькими домами цвета меда, эти улицы уводили в луга, на просторы зеленого, обильного речками, поросшего вязами Оксфордшира.

Грузовик и трактор разобрались наконец между собой, и Джеймс неохотно продолжил свой путь. Была суббота. День предстоял ни на что специально не предназначенный, а потому полный возможностей. Можно дальше копать яму, думал Джеймс, можно пойти к Саймону, вдруг он придумает что-нибудь получше, а то еще можно навестить археологов, которые что-то раскапывают на ферме, или можно… Тут он увидел свое отражение в оконном стекле и остановился, чтобы изобразить обезьяну, скрежещущую зубами. Музыка из радиоприемника, доносившаяся с верхнего этажа, напомнила ему еще один его номер: Знаменитый Дирижер. Чтобы лучше себя видеть, он встал на кирпич, поднял вверх дирижерскую палочку (только что подобранную в канаве соломинку), коротко кивнул оркестру и широко раскинул руки, призывая зазвучать три тысячи скрипок. Отбрасывая волосы со лба после особенно бурного пассажа, он увидел за окном удивленное лицо какого-то пожилого человека, понял, что он не один, и поспешно соскочил с кирпича.