Сергей Голицын - Страшный Крокозавр и его дети (Повесть)

Когда Люба кончила, встал Дима Топорков. Он целую речь произнес. Я просто восхищена его красноречием. Он сказал, что Совет Справедливых только в их интернате есть, а советы дружины имеются во всех школах. И голубые повязки все ненавидят, но еще никогда не было случаев, чтобы красные галстуки не любили. В нашей стране, конечно.

Я посмотрела на Любу Райкову и увидела, что у нее очки на нос съехали. А Светлана сидела очень довольная.

Потом Дима сказал, что, по его мнению, Совет Справедливых совсем не нужен, все, чем он занимается, берется делать совет дружины, и, разумеется, без всяких штрафных очков и записей в журналы.

— Ну вот, — говорит Мария Петровна, — мы слышали. Только справитесь ли?

— Справимся! — в один голос ответили Светлана и Дима.

Совет Справедливых постановили уничтожить. Да, да, полностью уничтожить!

Я посмотрела на Любу Райкову. Она голову почти до самого стола опустила.

— А будете спотыкаться, — предупредила Мария Петровна, — ко мне и к Петру Владимировичу за советом и помощью обращайтесь. — Тут она повернулась к Любе Райковой: — А ты, Любочка, не падай духом. Ты энергичная общественница. Ваш класс выпускной, скоро выйдешь из интерната, мы дадим тебе прекрасную характеристику…

А Дима Топорков нарочно самым безразличным тоном сказал:

— Переходим к следующему вопросу.

Люба голубую повязку сняла, спрятала в карман и медленно вышла из пионерской с «Журналом Правосудия» под мышкой.

8 апреля

Вовку Драчева почти полгода учительницы не спрашивали ни по математике, ни по русскому. И каждый вечер Крокозавр с ним по целому часу после ужина уроки повторял. Да еще весь последний месяц по субботам Вовка к нему на дом ходил учиться.

А сегодня Крокозавр нарочно пришел на два часа раньше. «Екатерина Петровна в первый раз вызовет Вову», — сказал он. Ему самому, видно, хотелось послушать, как тот будет задачи решать.

Мы хотели, чтобы Вовка тоже с нами в дальний поход отправился. Ведь это хуже не придумаешь — изыскатели с тяжелыми рюкзаками по дорогам с песней шагают, а он будет в интернате сидеть — задачи решать и диктанты писать. И еще мы очень хотели, чтобы в классе была «стопроцентная успеваемость».

— Драчев, — позвала Екатерина Петровна. Я ее очень люблю. Такая она молоденькая, веселая и очень хорошая, вроде моей мамы.

Вовка подошел к доске, взял мел в руки и обернулся. Он стоял весь красный, его белые волосы прилипли ко лбу.

Екатерина Петровна спросила о треугольниках.

Вовка взял линейку, начал чертить мелом, потом затвердил что-то о гипотенузе, о катетах. Сперва говорил правильно. Мы все внимательно слушали. И тут Вовка начал путаться и заикаться. Мне ужас до чего захотелось ему подсказать, неслышно конечно. Но Вовка сам справился.

Екатерина Петровна вдруг остановила его и задала вопрос по алгебре, он сразу ответил; тогда она показала в учебнике, какую задачу ему решать.

Вовка переписал задачу на доску, задумался, начал медленно выводить цифры… Я сразу сообразила, что Вовка пишет не то, совсем не то! Надо сложить, а он вычитает. Вот тюфяк! Плюс, а не минус!

И все в классе глядели на доску и шептали про себя:

— Плюс, плюс…

Тут Ключик не выдержал, вскочил.

— Там плюс, Вовка, плюс! — завопил он.

— Миша! — зарычал Крокозавр. Ну, это он так, для виду, чтобы немножко попугать. Если бы рассердился, по фамилии назвал. И голос его был вовсе не громкий и совсем не страшный.

Вовка сразу догадался, быстро стер неверную строчку, застучал мелом… И решил задачу.

Екатерина Петровна улыбнулась, подмигнула Крокозавру и сказала Вовке:

— Дай свой дневник.

Все молча глядели на нее и ждали. А она помахала, помахала самопиской, нагнулась и что-то черканула в тетрадке.

Вовка шел на свое место и шатался — верно, от больших переживаний.

— Сколько, сколько, какая отметка? — спрашивали мы его, когда он проходил мимо нас.

— Четыре, — прошептал он.

— А если бы не подсказали, я, может, пять поставила.

Я первая захлопала в ладоши. Все зааплодировали и Вовке и Крокозавру. Только незачем было Ключику вперед лезть, Вовка и сам бы справился.

Я посмотрела на Мишу нарочно очень сердито. А он покраснел как свекла. Интересно, почему это мальчишки краснеют, если эдак на них взглянуть?

28 апреля

Еще на прошлой неделе Крокозавр пришел к нам в класс веселый такой и сказал:

— Я нашел, как нам деньги на дальний поход заработать: договор с почтовым отделением заключил — будем «Известия», «Вечерку» и поздравительные первомайские телеграммы да открытки разносить; работать придется по два часа в день после ужина, да еще по воскресеньям. Разбивайтесь по трое.

Игорю Ершову, Алле Анохиной и мне досталось пять больших новых домов. Каждый вечер мы на почту ходили, там полные сумки набивали. Ужасно тяжело! Зайдешь в подъезд, где ящики с номерами квартир устроены, газеты и открытки в щелки рассуешь, а на лифте подымешься — телеграммы по квартирам разносить.

— Распишитесь, пожалуйста.

Ты улыбаешься, и тебе улыбаются. Каждому приятно поздравление к празднику получить.

Я заметила, была в одном доме квартира № 99. И ни разу не пришлось мне положить в тот ящик ни письма, ни газеты; и телеграммы туда не шли.

И вдруг сегодня телеграмма. Читаю адрес: «Улица Сиреневая, 7, квартира 99, Ключаревой».

Игорь говорит:

— Мало ли в Москве Ключаревых!

Алла надумала:

— Давайте посмотрим, что в телеграмме! Очень интересно!

Игорь головой замотал:

— Нельзя подглядывать!

А я сказала:

— Письма распечатывать — безобразие, а телеграммы можно.

Там двумя узкими бумажками было заклеено. Я ногтем осторожно отогнула конец и прочла вслух:

— «Встречай тридцатого поезд 46 вагон 10 — Саша».

Игорь обе бумажные ленточки послюнявил, заклеил телеграмму и сказал:

— Ничего интересного. Какой-то Саша захотел в Москву на праздники приехать.

Мы на лифте поднялись, в квартиру 99 позвонили. Нам дверь тетя открыла, худая, бледная, словно недовольная.

Я сказала:

— Вам телеграмма, распишитесь, пожалуйста.

— Я ее знаю, это Ключикова мама, — прошептал Игорь.

Тетя телеграмму прочла, вдруг побледнела, к стенке прислонилась. Игорь и Алла ее подхватили, помогли в комнату войти.

А я в соседнюю квартиру задубасила. Выскочили старичок со старушкой.

Старичок телеграмму прочел.

— Елена Ивановна, да успокойтесь! Счастье вам какое привалило — сын из трудовой колонии возвращается, да еще под самый Первомай, Елена Ивановна!

Ключикова мама и плачет, и смеется, нам говорит: