Борис Емельянов - Богатый человек

— Хорошо, наверное, живёшь? — спросили матросы. — На свои миллионы?

— Плохо, — ответил Пашка доверчиво. — Картошка кончилась, а хлебные лавки не работают.

Ветер злобно дунул из-за угла, полы Пашкиной кацавейки разлетелись, и матросы увидели под ней голое и худое Пашкино тело.

— Видно, что богач! — сказал высокий. — На вот, поешь, милок, матросского пирога. — Он сунул Пашке в руки большой ломоть хлеба.

— Спасибо, дяденька, — сказал Пашка, засовывая хлеб за пазуху. — Я у вас сейчас щепок наберу и пойду. Спасибо.

— Собери, собери, — отозвались голоса из темноты. — Пирог-то матери, что ли, прячешь? Правильной. жизни парень. А ну, Семён, возьми там в мешке полбуханки хлеба да пару полен прихвати. Помоги миллионщику донести. Ишь ты, какой ветрище задувает! На, миллионщик, возьми ремень, подпояшься.

Семён-матрос сам затянул Пашку чёрным блестящим ремнём с золотым якорем на пряжке. Теперь ветер мог дуть как угодно. Пожалуйста, дуй сколько влезет!

Пашка был счастлив. До самого дома проводил его дядя Семён, зашёл в комнату, постоял, посмотрел.

— Если жив останусь, приду, — пообещал он. — Жди!

Штурм Зимнего дворца начался через два часа. Пашка не спал и всё слышал: треск пулемётов и крики «ура» возле дворца. А потом так бабахнуло, что весь дом задрожал и штукатурка посыпалась со стен и с потолка. Пашка тогда ещё не знал, что это большевистский крейсер «Аврора» стреляет по дворцу, по министрам-капиталистам.

Очень было страшно.

Под утро всё стихло. Пашка со своего чердака сразу увидел над Зимним дворцом красные знамёна и флаги.

Вечером на другой день зашли на квартиру к Пашке дядя Семён с товарищами, сами перетащили на руках Пашкину мать на третий этаж, в большую светлую комнату; туда же перенесли и немудрящие их пожитки.

— Живите, — сказал им дядя Семён на прощанье. — Поправляйтесь. Давай, Пашка, руку на счастье. Теперь ты, брат, настоящий богатый человек. Помни! Радуйся!

— Почему ж это такое, дяденька? — спросил Пашка с робостью, и матрос Семён засмеялся.

— Почему? — переспросил он и вместе с Пашкой подошёл к большому и широкому окну на улицу. — Потому, друг… Видишь вот землю, город, дома, дворцы?

— Вижу, — сказал Пашка.

— Смотри лучше, — сказал дядя Семён и повыше поднял Пашку за плечи. — Всё это твоё теперь, парень. Навсегда, навечно. Октябрьская революция победила!

Вот ведь как бывает в жизни! Маленькая Наденька заболела. С утра она загрустила и немножко покапризничала. Принесли градусник, температура оказалась повышенной, и Наденьку уложили в постель. В кровати она лежала тихо и молча смотрела в потолок блестящими от жара глазёнками.

— Да, — говорила она. — Да! — и потихоньку изредка всхлипывала.

— Ну что тебе, беленькая? — спрашивали домашние. — Что болит, хорошая?

Сколько ещё надо учить такую маленькую девочку!

Не надо дразнить гусей. Об этом знают все мальчишки и девчонки.

А вот маленькая Наденька не знала.

Вчера вечером она проходила мимо городского пруда, возле которого отдыхали на траве детдомовские гуси, и сказала гусям ни с того ни с сего:

— Фю! Фю!

Большой белый гусь-лебедь зашипел и по-змеиному, нехорошо и злобно, вытянул вперёд свою длинную шею.

Леночка Некрасова, старшая Наденькина подруга и главная гусятница детского дома, лежала в это время в траве и читала книжку про снежную королеву. Она не видела ни Наденьки, ни гусей — так увлеклась чтением.

— Фю! — сказала Наденька ещё раз, но уже потише.

Молодые гуси близко пододвинулись к большому гусю и тоже вытянули вперёд шеи.

Наденька никак не могла остановиться. Бывает так: знаешь, что делаешь нехорошо, а остановиться не можешь. Точно тебя кто толкает под руку или дёргает за язык.

— Фю! — сказала Наденька в третий раз, и гуси, как по команде, захлопали крыльями, закричали: «Га-га-га!» — и все вместе бросились на Наденьку.

Большой белый гусь ударил её крылом по спине, а самый маленький гадкий гусёнок больно ущипнул за ногу. Наденька закричала.

Леночка услышала крик, бросила книжку и кинулась выручать подругу. Гуси, завидев хворостину в руках своей начальницы, мигом разлетелись в разные стороны и, от греха подальше, залезли в пруд.

Наденька долго не могла успокоиться и до сумерек сидела одна на берегу пруда.

Там она, наверно, и простудилась. Конечно, она чувствовала себя полным ничтожеством. Почему-то они, гуси, не бросаются очертя голову на Леночку. Все стали большими, только она одна не может вырасти и теперь вот без толку лежит в кровати.

Дверь отворилась, и в комнату вошла незнакомая весёлая докторша в белом халате.

— Здравствуй, — сказала она. — Нехорошо, когда болеют такие большие девочки.

— Это меня под одеялом не видно, какая я есть, — ответила Наденька хмуро.

— Ничего, не волнуйся, вырастешь, — сказала докторша. — Как тебя зовут? Надей? Знаю, слышала. Садись, Надежда, попрямее, ближе к свету. Высунь язык и скажи «а».

Наденька высунула язык и сказала:

— А!

— Очень хорошо, — похвалила докторша. — Всунь язык обратно. Видишь, как всё идёт ладно. Дыши глубже… Не дыши!

— Горло у меня не болит, — сказала Наденька. — Кашля нет…

— Ну, тогда о чём же грустить, девочка? — сказала умная докторша и уселась поудобней на стуле. — Душа болит? Рассказывай всё по порядку.

И Наденька всё ей рассказала. Про гусей, про Леночку и про самого маленького гадкого гусёнка…

Докторша внимательно выслушала Наденькин рассказ.

— Незачем было к ним приставать, к гусям, — сказала она под конец. — Не такие уж они плохие. Про гусей рассказывают, что они бывают очень умные.

— Мало ли кто что про них рассказывает! — воскликнула Наденька возмущённо. — Они злые и нехорошие птицы. Он меня сзади кусал за ногу, этот гусёнок!

— Сзади? — сказала докторша улыбаясь. — Очень нехорошо. Но и бояться гусей не следует. Что это — орлы, львы, тигры? Зря испугалась, трусишка. Ты ведь всё-таки человек, а не заяц. Посмотри, какие храбрые и хорошие вокруг тебя живут и растут люди. Подумай об этом лучше. Ну, и до свиданья, девочка. Будешь пить три раза в день горькую микстуру и сладкие порошки, и через три дня выздоровеешь.

Докторша ушла. Наденька осталась в комнате одна, наморщила лоб и закрыла глаза. Так думалось легче.