Генрих Книжникё - Ты любишь науку или нет?

Элька при встречах с ним каждый раз ехидно спрашивала, прославился он уже или еще нет, и рассказывала, что у Вовы скоро опять будет концерт по телевизору. И тогда Витик решил посоветоваться с Фуней.

…Фуня появился в классе недавно. В первый день после зимних каникул Чучундра привела в класс мелкого тощего мальчишку, большеголового, мрачноватого, с темными, торчащими, как щетка, волосами и в очках. Нос у него был маленький и блестел между сильными стеклами. Да, мальчишка был не очень из себя видный… Чучундра положила ему руку на плечо и сказала:

— Познакомьтесь, это Алеша Афонин, он будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать.

Конечно, Дуба тут же крикнул:

— Гы! Пусть его Светка-Мартышка любит и жалует!

Все засмеялись, а Светка Мартынова наморщила нос, передернула плечиками и сказала:

— Какой ты грубый, Дубовецкий, и глупый!

И тут молчаливый Макея Коробов вдруг сказал: «Фуня!» — и больше ничего не сказал, но все сразу поняли, что новенький — Фуня и так теперь будет всегда.

После каникул у всех еще было легкомысленное настроение, и в классе началось: шум, смех, крики: «Фуня! Здор о во! Афуня! Фу-фу-фунечка!» — и многое другое.

Фуня сначала вздрогнул, втянул голову в плечи, и Витик подумал, что сейчас он разревется или станет заискивающе улыбаться, но он вдруг сжал губы, отвернулся к окну и, постукивая ногой, стал ждать, пока все утихнут. Что ж, его положение было непростым, но повел он себя достойно — и класс это оценил.

Выбрал он себе пустую парту, последнюю в среднем ряду, и стал сидеть один. Разговаривал с людьми без грубости, но неохотно, на уроках читал научные книжки или сидел уставившись куда-то под потолок. Учился хорошо, а по математике — лучше всех. Задачи, которые не мог решить даже Игоряшка Поляк, он решал мимоходом, за что Игоряшка его сильно невзлюбил. На переменках не бегал, не возился, а если случайно попадал в общую возню, старался выбраться или ждал, пока рассосется. Друзей не завел, после уроков домой уходил один. Улыбался редко, а рассерженным его видели только два раза. Первый — когда на него скопом напали девчонки, разукрасили помадой и шоколадом, завязали на ухе бантик и разбежались с радостным визгом. Фуня тогда вскочил на парту, сверкал очками, тряс бантиком на ухе и орал, что все они — дуры безмозглые. Второй раз — когда к нему пристали Дуба с друг-Гаврилой. Они и раньше иногда приставали к нему от дурости, но по мелочам, а тут что-то разошлись: вытащили его из-за парты, надели на голову пустой цветочный горшок и потребовали, чтобы он кричал, что он — профессор кислых щей.

Другой бы заревел, тем более что Дуба остроумничал вовсю, и класс просто помирал со смеху, но Фуня только шипел: «Идиоты! Тупицы! Инквизиторы!», вырывался и отпихивался как мог. Витик тогда кивнул Максе и здоровенной Тоньке Сторбеевой и вместе с ними отогнал Дубу с друг-Гаврилой. Фуня стащил с головы горшок, буркнул: «Спасибо» — и уселся читать дальше. Тоньке Сторбеевой удалось один раз его разговорить, и она потом всем объясняла, что он читает убойные книжки по физике и жуть какой умный. После этого Дуба с друг-Гаврилой стали дразнить его «Фи-Фу», что означает «Физик Фуня», и хотя больше никто его так называть не стал, Фуня все равно перестал разговаривать с кем бы то ни было о своей физике.

Да, Фуня был необычным человеком и мог, пожалуй, дать нужный совет. Как-то после уроков Витик догнал его и пошел вместе с ним, все равно домой нужно было идти мимо новых корпусов возле метро, в одном из которых жил Фуня.

— Вы сюда откуда переехали? — начал разговор Витик.

Фуня поглядел на него настороженно, но ответил охотно:

— Из другого района. Мы там в пятиэтажке жили. Тесно, зимой холодно, от метро далеко. А здесь квартира хорошая, деду дали.

— А кто твой дед?

— Физик, — ответил Фуня. — Академик. Только он редко бывает в Москве, обычно сидит у себя на «объекте» на Урале.

— Ух ты! — сказал Витик, сильно удивленный. — Знаменитый? А почему ты никому не говорил, что у тебя дед академик?

— А чего говорить? — пожал плечами Фуня. — Это же он академик, а не я.

— И ты, наверное, занимаешься физикой, потому что тоже хочешь стать знаменитым академиком? — спросил Витик и почувствовал, что Фуня сразу ощетинился.

— Ну и хочу, а тебе что?! — ответил он грубо.

Витик нарочно не обратил внимания на тон.

— Я тоже хочу стать знаменитым, — признался он, вздохнув.

Фуня искоса посмотрел на него.

— Ты почему заступился за меня тогда? — вдруг спросил он.

— А чего… — пожал плечами Витик. — Сидит человек, никому не мешает, а эти двое лезут не по делу…

Фуня не ответил и некоторое время шел, глядя в землю. Вдруг он остановился и посмотрел на Витика. За сильными стеклами очков его глаза казались маленькими и острыми, как булавки, и Витик почувствовал, что сейчас будет задан решающий вопрос.

— Если я тебе скажу про себя, ты тоже скажешь? Честное слово?

— Честное слово! — решительно ответил он.

Фуня снова опустил глаза.

— Ты вон какой… А я маленький и в очках, — медленно начал он. — Девочки и те почти все выше меня. И во всякие футболы-волейболы я играю хуже всех. Помнишь, девчонки на меня напали? На тебя бы не напали. А когда я стану знаменитым, никто и не подумает шоколадом измазать или бантик завязать. Мой дед тоже маленький, а его знаешь как уважают!

Такая тоска прозвучала в Фунином голосе, что Витика просто пронзило сочувствием.

— Что ты, что ты! — забормотал он, почему-то понизив голос почти до шепота. — Никто над тобой не смеется. А если кто посмеет, я ему… Ну и что, если ты не умеешь бегать или в футбол играть? Я тебя научу. Надо мной тоже смеются — одна девчонка, художница. Говорит, что я только и умею кулаками махать и глупости говорить. Ни играть на скрипке, ни рисовать… Что я бездарный…

— Что ты! — в свою очередь всполошился Фуня. — Ты же математику сечешь лучше всех в классе, после меня и этого Игоряшки. Эта девчонка, наверное, сама дура. Слушай, давай вместе заниматься физикой! Знаешь, как это интересно! Мы с тобой что-нибудь обязательно придумаем, и…

Витик безнадежно махнул рукой.

— Все знаменитые в науке — старые, — сказал он. — Нужно долго учиться, а в физике, наверное, дольше всего.

— Вообще-то так, — ответил Фуня. — Но у меня есть одна идея. Позавчера придумал, когда читал про шаровую молнию. Ученые уже сто лет не могут понять, как она получается, а это очень важно знать. Сам понимаешь: страшное оружие! «Аэлиту» читал? Там марсиане стреляли такими молниями. Только дай честное слово, что никому не скажешь.