Михаил Штительман - Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник)

— А я сын Гольдина — Сема. Не забыли?

— Как забыть? — серьезно отвечает Трофим. — Отлично помню!

— Он у нас молодец, — говорит Моисей. — По-русски читать научился.

Сема смущается: он не любит, когда его хвалят. К тому же не сам он выучился — Моисей помог. Старый Нос проходит в соседнюю комнату и, слегка приоткрыв дверь, внимательно прислушивается к каждому слову. Вдруг, вспомнив что-то, Сема вздрагивает и подается вперед. «Неужели не останется?» — думает он и пристально смотрит в щелку. Совершена непоправимая ошибка! Ведь там, на столе, на большом блюде, пахучие пирожки с повидлом! Кто станет думать о том, что Сема не ел, кто догадается отложить ему хотя бы пяточек в сторону? «Никто, — с горечью отвечает себе Сема, — никто!» Он видит, как Трофим, весело улыбаясь, кладет в рот пирожок и, обращаясь к Моисею, говорит:

— Это мне на один зуб!

«А сколько у него зубов? — с тревогой думает Сема. — Может быть, штук тридцать! Пирожки пропали. Ах, дурак, дурак!»

Когда Сема, отважившись, вышел в столовую, на блюде лежал последний пирожок, одинокий и тощий. «Наверно, пустой, — с тоской подумал Сема. — Определенно пустой! Его бабушка под конец вылепила, когда повидло кончилось». Он прислушивается к разговору, стараясь не думать о пирожках.

— Загулял ты здесь, — говорит Трофим. — Когда в путь? Жаль ведь — дни пропадают!

— Не знаю, — задумчиво отвечает Моисей. — Мое дело сделано. Привез, сдал, выждал. Теперь я спокойно могу сесть в поезд. Мой товар пошел хорошо. А?

Они тихо прощаются.

Из кухни доносится голос бабушки:

— Сема, Сема, иди сюда!

Сема тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нем не ночевала!

«Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?» — обиженно спрашивает Сема и идет на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:

— Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?

Сема облегченно вздыхает и садится к столу. Все-таки есть правда на белом свете…

Религиозный обычай запрещает евреям работать по субботам. И в местечке праздновали этот день. Правда, две трети жителей выполняли святой обычай со странным усердием: они не работали не только в субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и во все остальные дни недели. Но что о них говорить — этим людям просто некуда было деть свои руки.

Субботу праздновали, и нужен был человек, исполняющий за небольшую плату работы по дому. Конечно, не один бедный еврей с удовольствием пожертвовал бы субботой ради остальных дней недели и поработал бы у своего набожного соседа, зажигая свечи, разводя самовар, протапливая печь. Но закон есть закон, и в субботу одинаково нельзя работать и сытому еврею и голодному.

Так появилась в местечке единственная работа, которая лежала, лезла в руки, но ее никто не смел взять. Субботнюю работу исполнял иноверец. Он был нужен, незаменим один раз в неделю.

Эту работу избрал себе Трофим. Новое занятие открывало ему двери всех домов. Но он не был в большом восторге.

— Скучное дело… — задумчиво сказал он Моисею. — Скучное. Ходить по домам в субботу, чистить там что-то. Ерунда!

— Конечно, ерунда, — согласился Моисей. — Но это безопаснейшее занятие: ты ходишь из дома в дом, и никто на тебя внимания не обращает. Только — ты извини меня — старайся побольше быть чудаком.

— В этой области не работал, — засмеялся Трофим.

— Нет, я серьезно. Ходи по местечку, песни пой. Понятно?

На площади они разошлись в разные стороны. Вечером Моисей сказал деду:

— Тут у меня приятель будет работать. Похвалите его, скажите — добрый работник.

— В каком же деле он будет служить? — оживился дедушка.

— Дело пустяковое. В субботу будет по квартирам…

— А-а… — разочарованно протянул дедушка. — Важная персона.

— И откуда ты выкопал такого приятеля? — удивилась бабушка.

— Откуда? Он был у нас один раз. Молодой такой.

— А, этот, в панамке…

— Этот!

— От большого ума человек не станет зажигать свечки и выносить сор, — язвительно заметила бабушка.

Моисей промолчал. Сема, слушавший весь разговор, не поддерживал бабушку. «Не понимает она, — подумал Старый Нос. — Моисей ведь тоже палочками торговал. Э-э! Это все понимать надо». Ему казалось, что теперь уж он понимает все.

На другой день, гуляя по улице, Сема неожиданно встретил человека в желтой панамке с ведром в руке. Он весело шагал по деревянному настилу, размахивая ведерком.

— Здравствуйте, — тихо сказал Сема.

— А ты откуда меня знаешь?

— Так мы же знакомились.

— Забудь. Мы познакомились только сегодня. Понял?

— Понял, — ответил Сема и с любопытством взглянул на Трофима. — А что вы сейчас делаете, если не секрет?

— Откуда у меня секреты, — громко сказал Трофим и неожиданно запел:

Люди останавливались и, смеясь, слушали Трофима. Один из прохожих даже подошел к нему:

— Зайдешь ко мне сегодня. Вон третий дом. Работа будет.

— Рад стараться, ваше благородие, — ответил Трофим и шутливо взял под козырек.

— Значит, вы будете ходить по евреям в субботу? — нетерпеливо спросил Сема.

— Да.

— Разве вы больше ничего не умеете?

— Зачем, я умею еще кое-что. Но пока достаточно этого.

Ответ был неясен, но этим он и понравился Семе. Старый Нос любил все таинственное.

— А где вы будете жить?

Но Трофим не ответил. Постукивая кулаком по донышку ведра, заломив на затылок желтую панамку, он опять запел:

Из высокого кирпичного дома вышла, улыбаясь, девушка и махнула рукой:

— Молодой человек, послушайте!..

Трофим хлопнул Сему по плечу и быстро зашагал навстречу девушке. Это была его первая суббота. И сейчас он делал почин. Сема постоял еще несколько минут у ворот дома. Со двора доносился веселый голос Трофима:

«Хитрый, черт! — подумал с восхищением Сема. — Вроде Моисея. И денег заработает кучу». Последнее он считал особенно важным.

Поздно ночью у речки встретились два человека. Они говорили шепотом.

— Молодец, хорошо начал, — сказал один из них. — Главное, правдоподобно.