Джудит Керр - Как Гитлер украл розового кролика

— Merci, — произнес с облегчением Макс.

Он протянул хозяину магазина два франка и стал ждать сдачи. Но оказалось, что сдача им не положена. Анна была разочарована. Было бы здорово иметь хоть сколько-нибудь денег.

— Спроси, может, у него есть другие карандаши, подешевле, — прошептала она Максу.

— Как я спрошу?

— Ну давай попробуем, — Анна иногда бывала очень настойчивой. — Как по-французски будет «другой»?

Хозяин магазина с удивлением наблюдал, как Макс листает словарь. А Макс наконец нашел то, что нужно: autre.

Анна лучезарно улыбнулась и протянула свой карандаш хозяину магазина:

— Un autre crayon?

— Oui, oui, — ответил хозяин, немного поколебавшись, и дал ей еще один карандаш из коробки.

Теперь у Анны было два карандаша.

— Non, — покачала она головой и вернула хозяину один из карандашей.

На этот раз его улыбка выглядела натянутой.

— Un autre crayon… — Анна состроила гримасу и сделала такой жест пальцами, который должен был навести на мысль о чем-то маленьком и незначительном.

Хозяин уставился на нее в ожидании: вдруг она захочет изобразить что-нибудь еще? Потом пожал плечами и сказал что-то по-французски — понять, что именно, не было никакой возможности.

— Пошли, — воскликнул Макс, весь красный от смущения.

— Нет, — заявила Анна. — Дай сюда словарь.

Она лихорадочно листала страницы и наконец нашла то, что ей было нужно: дешевый — bon-marché.

— Un bon marché crayon, s’il vous plaît!

Хозяин выглядел уже несколько утомленным. Он порылся в другой картонной коробке, вынул оттуда тонкий синий карандаш и протянул его Анне, а та, кивнув, вернула ему красный карандаш. Хозяин отсчитал ей двадцать сантимов сдачи и вопросительно посмотрел на Макса.

— Oui! — воскликнула Анна. — Un autre bon marché crayon!

Хозяин повторил манипуляции с карандашами Макса.

— Merci, — сказал Макс.

Хозяин кивнул, но вид у него был совершенно измотанный.

— Теперь у каждого из нас по двадцать сантимов. Давай подумаем, что можно на них купить.

— Вряд ли этого на что-нибудь хватит, — усомнился Макс.

— Ну, это лучше, чем ничего, — заметила Анна.

Ей так хотелось выразить хозяину магазина свою благодарность, что, выходя, она жизнерадостно улыбнулась и снова сказала:

— Bonsoir, madame!

Мадемуазель Мартель появилась ближе к вечеру — француженка в изящном сером костюме, с седеющими волосами, уложенными в пучок. Она работала школьной учительницей и умела немного говорить по-немецки, что само по себе вряд ли делало ее интересной для окружающих. Но сейчас Париж был переполнен беженцами из Германии. Все хотели учить французский. И мадемуазель Мартель сбилась с ног, бегая с одного урока на другой. Возможно, этим, думала Анна, объяснялось выражение постоянного легкого удивления, застывшего на ее несколько блеклом лице.

Мадемуазель Мартель была очень хорошей учительницей. Она сразу стала говорить с детьми по-французски, прибегая к языку мимики и жестов, если они вдруг чего-то не понимали.

— Le nez, — говорила она, указывая на свой припудренный нос. — La main, — и показывала свою руку. — Les doigts, — и шевелила пальцами.

Потом мадемуазель Мартель написала несколько слов, и Анна с Максом должны были эти слова читать и повторять до тех пор, пока не запомнят. Но время от времени возникали некоторые недоразумения. Мадемуазель Мартель дотронулась до головы и произнесла:

— Les cheveux [6] Волосы (франц.). .

Макс решил, что les cheveux означает «пучок», и смущенно хихикнул, когда мадемуазель Мартель попросила показать его собственные les cheveux.

В те дни, когда мадемуазель Мартель не приходила, Анна и Макс делали домашнее задание. Сначала они просто учили новые слова. Но потом учительница велела Максу и Анне сочинять по-французски коротенькие рассказы.

Анну это очень удивило: как они могут что-либо сочинять? Ведь они почти не знают французского.

Мадемуазель Мартель постучала кончиками пальцев по словарю:

— Le dictionnaire, — сказала она суховато.

Это было ужасно. Приходилось искать в словаре почти каждое слово, и целое утро уходило у Анны на то, чтобы написать какие-то полстраницы. А когда на следующий день она показывала свою работу мадемуазель Мартель, все было неправильно.

— Ничего, все придет в свое время, — заверила Анну мадемуазель Мартель по-немецки (редкий случай!).

— Ничего, все придет в свое время! — передразнил как-то Макс мадемуазель Мартель, когда Анна уже более часа пыталась описать по-французски довольно скучное происшествие — драку кошки с собакой.

— А ты? Ты вообще еще ничего не сделал, — сердито заметила Анна.

— Сделал, — парировал Макс. — У меня больше страницы получилось.

— Так я тебе и поверила!

— Можешь посмотреть!

И правда: Макс написал больше страницы — и как будто бы по-французски.

— И о чем это? — с некоторым подозрением спросила Анна.

Макс с удовольствием перевел:

— Однажды у мальчика был день рождения. Пришло много людей. У них был большой праздник. Они ели рыбу, мясо, масло, хлеб, яйца, сахар, клубнику, омаров, мороженое, помидоры, муку…

— Они не могли есть муку! — воскликнула Анна.

— Почему это? — сказал Макс. А потом добавил: — Вообще-то я не уверен, что это слово значит «мука». Я забыл, как оно переводится.

— И все это — список того, что ели на дне рождения? — спросила Анна, указывая на лист, пестрящий запятыми.

— Угу, — ответил Макс.

— А вот этот последний кусочек, он о чем? — в конце рассказа было одно предложение без запятых.

— Это лучшая часть рассказа, — гордо ответил Макс. — Я думаю, это значит: «А потом они лопнули».

Мадемуазель Мартель прочитала Максово сочинение, не моргнув глазом, и отметила, что его словарный запас изрядно вырос. Но в следующий раз работа Макса понравилась ей значительно меньше. Сочинение начиналось словами: «Однажды устроили свадьбу». Пищевые продукты, которые поглощали гости на свадьбе, несколько отличались от тех, что ели гости на дне рождения. Но в конце концов все тоже лопнули. Мадемуазель Мартель нахмурилась, постучала кончиками пальцев по французскому словарю и сухо велела Максу к следующему разу написать что-нибудь другое.

Утром следующего дня Макс и Анна, как обычно, сидели в гостиной за столом, покрытым клеенкой. Анна мучилась над рассказом про человека, у которого были лошадь и кошка. Человек любил кошку, кошка любила лошадь, лошадь любила человека, но не любила кошку… Придумывать все это было тошнотворно. Какую интересную историю Анна могла бы написать по-немецки!

Макс вообще ничего не писал — просто сидел, уставившись в пространство. Когда вошла Грета и потребовала освободить стол (пора было накрывать обед), перед Максом лежал совершенно чистый лист бумаги.

— Но сейчас еще только двенадцать! — попыталась возразить Анна Грете.