Анна Никольская - Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства

— Спасибо, пап, но…

— Погоди, старик. И это ещё не всё. Летом мы с вами, господа, — всё внимание на папу — рванём на юг! И Бабаку с собой возьмём!

— Нет уж, спасибо, я боюсь самолётов.

— А мы на поезде поедем! Как встарь! Чу-чух, чу-чух!

— Это другое дело, — смилостивилась Бабака.

— У тебя всё? — спросила мама.

— Всё! — папа сел.

— Тогда гип-гип-ура! — воскликнула счастливая мама.

— Ура! Ура! Ура! — подхватили все, кроме меня.

— Хотите анекдот про Чебурашку?

— А давай! — согласилась мама.

— Чебурашка нашёл копейку и пристаёт к Гене…

И вот пока он рассказывал этот бородатый анекдот, меня стали терзать смутные сомнения. Такие смутные, что можно было их вполне себе проигнорировать, но тут папа закончил рассказывать, встал из-за стола и пошёл за новой порцией мороженого.

— А мне ещё коктейль! Банановый! — сказала Бабака, но папа не расслышал.

И тогда я сделал вот что. Я сделал одну простую вещь.

Я крикнул:

— Тишка!

И папа обернулся.

Меня трясло.

Это что же такое получается?

— А то и получается, — шепнула Бабака. — Да-да.

И тут я всё понял. Я понял, про какие выводы она говорила. И зачем мне вообще всё это было надо. Зачем меня в прошлое вышвыривало.

Надо же, мой папка! С ума сойти! А он, кстати, ничего был в детстве.

И ещё выходило, что я и бабушку с дедом тогда во дворе видел — молодых ещё.

И «Москвич» это наш был, дедушкин. Вау!

И когда я всё это наконец понял, я подошёл к папе и обнял его. По-настоящему обнял, как лучшего друга.

Потому что мой папа и есть мой лучший друг. Пускай и большой фантазёр.

Мы опять ели мороженое, и папа опять рассказывал про своё интересное детство.

И я его слушал. Потому что оно и правда у него было интересное. Теперь я это точно знал. А потом я его спросил:

— Пап, ты зачем сменил фамилию?

Родители переглянулись.

— Кто тебе сказал?

Бабака наступила мне под столом на ногу.

— Сам догадался.

— Ты понимаешь, старик, я пока в школе учился, ещё ничего было. Стёпка Баран, нормально звучит. Никто даже не дразнил, боялись.

— Уважали, — поправил я.

Бабака мне чуть под столом за это ногу не оттяпала.

— А потом у нас пионервожатый был, Людочка. Так вот он отстоял для нашей дружины право, чтоб мы носили имя пионера-героя Тихона Барана. Был такой партизан в войну. Так меня Тишкой после этого и прозвали. Намертво ко мне эта кличка приклеилась.

— А дальше?

— В институте тоже было терпимо. А вот когда я устроился на работу, проблемы начались. Сам посуди, ну кто из пациентов к врачу-психиатру с таким именем пойдёт: Степан Баран. Понимаешь?

Мама прыснула.

— Ну а когда я познакомился с твоей мамой, будущей артисткой драматического театра, совсем стало невмоготу. Я, прежде чем жениться, мамину фамилию взял, твоей бабушки.

— Вот с тех самых пор все мы — Косточкины, — кивнула мама.

— А почему вы меня Костей назвали? Это же не имя, а сплошная ходячая тавтология!

— Это я так решил. — Папа посерьёзнел. — В честь друга детства, он без вести пропал в мае восемьдесят первого. Костян… На тебя похож как две капли! То есть ты на него, конечно.

Я схватился за голову.

— Сынок, тебе плохо? — всполошилась мама.

— Да нет. Просто устал. Поехали домой, на троллейбусе.

Уже на выходе, когда папа расплачивался у прилавка, я услышал:

— Без сдачечки глянете?

— Да, сейчас посмотрю.

— Вот спасибочки!

Я обернулся.

Из-под колпака у мороженщицы торчали каральки. Рыжие.

А говорила, артисткой стану.

Интересно, папа её узнал?

— Ой, моя любименькая! — сказала мороженщица и прибавила на колонке громкость:

Девчачья причёска, в которой косичка (или две) заплетается до конца и вплетённой лентой привязывается к основанию косы красивым бантом.