Александр Хорт - Али-Баба и сорок прогульщиков

Вернувшись с работы, мама сразу пошла на кухню. Валерка повертелся рядом, чтобы чуток прикрыть дверь. А к шести часам спрятался за дверью и, когда увидел через щёлочку выскочившую птичку, прокуковал, да так ловко, что мама совсем не заметила подмену. Больше того — как раз в это время она пожаловалась сыну:

— Что-то сегодня масло на сковородке сильно шкворчит. Еле кукушку расслышала.

Около семи мама, папа и Валерка сидели в комнате, кончали ужинать.

— Ой, я, кажется, забыл перед ужином руки помыть, — якобы вспомнил вдруг Валерка.

Мама удивилась:

— По-моему, ты мыл руки.

— Нет, забыл. Точно.

Он выбежал из комнаты, прокуковал семь раз и вернулся за стол.

В восемь и в девять часов родители смотрели по телевизору музыкальную кинокомедию с песнями и плясками. Из-за громкой залихватской музыки кукования часовой птички в комнате всё равно не было слышно. Однако Валерка на всякий пожарный случай выходил в кухню покуковать.

Потом наступила тревожная пора — ему нужно было ложиться спать. В десять часов Валерка не мог выйти из своей комнаты. То есть выйти он мог, но не хотел. Сразу начались бы противные вопросы: «Почему так поздно не спишь? Уж не заболел ли ты?» У него оставалась одна надежда на то, что в комнате будет стрекотать мамина швейная машинка, а папа станет заниматься — он научный сотрудник, вечерами часто сидит за письменным столом, и родители не обратят внимания на кукушкино безмолвие.

Зато утром Валерке повезло. Папа по утрам вообще не слышит кукушку — он, как и мама, поднимается в начале восьмого, а без пяти восемь уже уходит на работу. Мама же в восемь часов прихорашивается в ванной. Поэтому Валерка преспокойно откуковал восемь раз, стоя под часами.

Из школы Валерка возвращался вместе с ребятами. Пригревало солнце, и они купили по стаканчику мороженого. Съели, а им по-прежнему было жарко. Решили съесть ещё по одной порции. Отличное мороженое, холодное. Валерка даже охрип. Не сильно, но всё же осип.

Придя домой и наскоро пообедав, он снова принялся за починку часов. И опять у него ничего не получалось — молчит кукушка, хоть плачь. Молчит, как памятник. Вот уже скоро родители с работы вернутся, а она ни гу-гу, вернее, ни ку-ку.

Вновь пришлось повесить испорченные часы на место.

К счастью, мама после работы задержалась в магазине и пришла домой позже шести. Какое-никакое, а всё же облегчение — куковать на один сеанс меньше.

Когда заканчивался ужин, Валерка снова сказал:

— Ой, я, кажется, забыл помыть руки.

Выскочил из комнаты и быстренько покуковал своим хриплым голосом. Вернувшись, как ни в чём не бывало, продолжил ужин.

В восемь и в девять родители смотрели по телевизору вторую серию музыкальной комедии. Так что в это время его кукование никаких подозрений не вызвало.

Потом мама заставила Валерку выпить перед сном стакан горячего молока, чтобы он не хрипел. Молоко помогло — наутро мальчик встал со здоровым горлом. Вышел в кухню и спросонья начал:

— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..

И вдруг он осёкся — часов на стене не было. Протёр глаза, огляделся по сторонам — нигде их не видно.

— Ты почему остановился? — крикнула мама.

Молчит Валерка. Покраснел, словно свёкла, и не знает, что ответить.

Тут мама вышла из ванной.

— Ты почему вдруг замолчал? Разве сейчас три часа? Кукуй сколько положено.

— А где часы?

— Испортились. Папа понёс их чинить в мастерскую.

— Что с ними? — пролепетан Валерка. — Как вы узнали, что они испорчены?

— Очень просто, — объяснила мама. — Вчера в семь часов кукушка прокуковала восемь раз.

Расходясь в тот зимний день по домам, ученики шестого «А» не прощались. Ирина Сергеевна велела вернуться всем в школу к пяти часам — на концерт хора художественного центра.

Из-за этого концерта у Олега сразу испортилось настроение. Он и сам петь не любил и не любил слушать, как горланят другие. Рисовать, читать, ходить в кино или на стадион любил, а петь — нет. Пение нагоняло на Олега такую скуку, что его мигом клонило в сон. Поэтому после обеда он решил: «Чтобы не заснуть на концерте, сейчас нужно обязательно поспать».

Приняв это воистину мудрое решение, Олег поставил будильник на половину пятого, после чего с удовольствием завалился на диван. Свернувшись калачиком, он собрался, было, заснуть, как вдруг услышал за стеной громкое пение.

«Поспи немного, мой дружок!» — протяжно выводил за стеной не то женский, не то мальчишеский голос.

Олег беспокойно заворочался с боку на бок. А загадочный голос за стенкой по иронии судьбы беспрестанно предлагал своему дружку немного поспать.

— Поспишь тут с такой колыбельной, — недовольно пробормотал Олег, вставая.

Он надел тренировочный костюм, накинул пальто, шапку и пошёл выяснять отношения в ту квартиру, откуда доносилось громкое пение.

Хотя пели вроде бы близко, за стеной, идти, как назло, пришлось через двор в соседний подъезд. А морозец потрескивает. Бр-р-р… Сейчас самое время валяться на диванчике.

В той квартире, куда направлялся недовольный Олег, жил десятилетний Эдик Штучкин, который занимался в хоровой студии художественного центра. Сегодня хор должен выступать с новой программой в той самой школе, где он учился. Прежде чем отправиться на концерт, Эдик решил прорепетировать одну сложную песню, в которой солировал.

— Поспи немного, мой дружок! Поспи немного, мой дружок! — старательно выводил он начало припева, как вдруг услышал звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Родители возвращаются с работы позже.

Эдик открыл дверь и увидел перед собой взъерошенного парня в криво надетой шапке и в пальто без шарфа. Эдик не знал, как его зовут. Знал только, что он живёт в другом подъезде. Дом был совсем новый, и не все ребята успели познакомиться.

— Кто это у вас тут шумит? — грозно спросил взъерошенный сосед.

— Никто.

— Как же — «никто»? Рассказывай сказки. А кто всё время кричит: «Поспи немного, мой дружок! Поспи немного, мой дружок!»? — Олег передразнил певца.

— Я, — признался Эдик. — Только я не кричу, а пою.

— Это одно и то же, — пренебрежительно сказал пришелец тоном знатока. — Мне позарез нужно отдохнуть, у меня вечером важное мероприятие, а ты надрываешься на весь дом. Пой потише, не шуми.

Приструнив нарушителя спокойствия, Олег удалился.

Расстроенный Эдик начал петь тише. Однако вскоре в квартире снова раздался звонок. Олег пришёл ещё более взъерошенный, чем в первый раз, и сердито спросил: