Леонид Сергеев - Самый дружелюбный пёс на свете. Железный Дым

В полдень я подрулил к косе, похожей на муравейник — так густо ее облепляли разновозрастные рыболовы: от мальчишек и девчонок до стариков и старух; все они не отрывали глаз от поплавков.

— Не подскажете, где нам лучше пристать на дневку? Где хорошее местечко? — тихо, чтобы не распугать рыбу, обратился я ко всем рыболовам сразу. — Хотелось бы ровную полянку, тенек, густую, пахучую сине-голубую траву, а над головой чтобы летали ласточки…

Рыболовы с невероятной поспешностью побросали орудия лова и громко, распугивая не только рыбу, но и всю живность в округе, посыпали на нас советы:

— Здесь везде красота!

— Застолбите полянку у плотины! Это рядом, рукой подать!

— У плотины лучше всего! Там ваш брат, байдарочник всегда останавливается!

Один пожилой рыболов вполне серьезно предупредил:

— Учтите, там в запруде русалки. Так что особенно не шумите, а то еще распугаете. Они жуть как пугливые.

Мы с Дымом никогда не видели живых русалок и в некотором возбуждении погнали к плотине.

Само собой, плотина оказалась не «рядом» — мы до нее добирались больше двух часов. По пути озеро то сужалось, и перед байдаркой вырастали заросли камыша, то вновь разливалось и местами становилось таким мелким, что приходилось вылезать из лодки и тянуть ее, шлепая по щиколотку в воде.

Все это время Дым нетерпеливо крутил головой, высматривая речных красавиц — он не понял, что рыболов сказал «в запруде». Он понимает более трехсот слов (я специально считал), и, конечно, таких, как «река», «озеро», «русалки» (их не раз видел по телевизору в мультфильмах), но слово «запруда» слышал впервые. Видимо, он решил, что русалки появятся сразу, как только мы отойдем от рыболовов и будут нас сопровождать до конца путешествия. Дым даже готовился к этой встрече, прихорашивался: разглаживал лапой усы, расчесывал шерсть на загривке.

Наконец впереди показалась запруда — полуразвалившаяся деревянная плотина и рядом старая мельница. Перед плотиной озеро превратилось в обширный водоем, местами затянутый ряской. Повсюду виднелось множество водных растений: широкие, со сковородку, плавающие листья, всякие извивающиеся травы, которые закручивались в спирали и клубки, торчащие из воды стебли, похожие на граммофоны и индейские дротики. Это был настоящий тайник зелени, и в нем плавали… русалки! Большеглазые, с великолепными хвостами, хозяйки запруды. Заметив нашу байдарку, они подплыли ближе и стали с любопытством разглядывать… Нет, не меня. Дыма! На меня они и не взглянули — наверняка уже насмотрелись байдарочников вдоволь, я был для них балластом в лодке, не больше. А вот Дым! Они прямо пожирали его глазами.

Мой друг встревожился, привстал на «мостике» и уставился на необычных созданий. Потом внезапно просиял и повернулся ко мне: ого! Видал?!

— Да, красивые пловчихи, — выдавил я и, чуть пошевеливая веслом, стал высматривать, где поудобней причалить.

А Дым уже разволновался не на шутку, глазами так и зыркал. Обычно сдержанный, он от избытка чувств вдруг разговорился: смотри, смотри! Какая эта! Какая та!

Он готов был вывалиться из лодки.

— Дым, держи себя в руках! Вернее, в лапах! Не отвлекайся, а то мы врежемся в плотину! — призвал я его к благоразумию, но — куда там! Он залез на «палубу», потянулся, сделал «ласточку», «шпагат», еще какую-то фигуру и, задыхаясь от восторга, стал посылать русалкам улыбки и пламенные взгляды.

А они меж тем уже водили хоровод вокруг лодки и так и сяк переворачивались в воде — прямо зазывали моего друга поплавать с ними и вроде заманивали в глубину, хотели показать озерные царства.

Здесь замечу, что вообще-то Дым умеет плавать под водой и не раз это демонстрировал, когда замечал на дне что-либо железное. Как известно, таким умением обладают лишь собаки из породы водолазов — у них перепонки в ушах закрываются, как только пес погрузится в воду. Дыму, конечно, попадала вода в уши, но, будучи несгибаемо мужественным, он терпел. Бывало, после ныряния вылезет из воды, трясет ушами, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, потом отряхивается весь, начиная с загривка и кончая хвостом, чихает и кашляет, но чуть отдышится, снова лезет в воду и, если надо, ныряет. Такой отчаянный смельчак.

Но все это к слову. А в тот момент мой непоколебимый друг немного потерял свою волю. Русалки околдовали его — он перевесился с борта лодки и уже собрался нырнуть к ним, я еле успел схватить его за хвост.

Ну, а потом мы разгружали байдарку и волоком перетаскивали ее через плотину к узкому потоку — все, что оставалось от Великой после запруды. Там же, на отмели, готовили обед, который плавно перешел в ужин, поскольку уже начало вечереть.

За день я хорошо поработал веслом, размял мышцы и чувствовал себя блестяще, как никогда. А вот мой дружище загрустил. Даже отказался от обеда-ужина, влез на плотину и долго неподвижно стоял, всматриваясь в запруду. В лучах заходящего солнца он стоял как памятник. Печальный памятник.

То, что Дым не стал обедать-ужинать, меня не очень удивило — он часто устраивает «разгрузочные дни» (и потому всегда находится в отличной форме), даже ест траву, чтобы очистить желудок. Но в тот день, понятно, он отказался от еды по другой причине.

Чтобы немного взбодрить друга, я затянул «Жил отважный капитан». Вообще-то Дым не любит музыку. Классику еще терпит, а от современной прячется под тахту. Исключение делает для песни про капитана. Ее он знает наизусть, и при случае мы поем дуэтом.

Песня подействовала на раненое сердце моего друга. Он спустился с плотины, виновато вильнул хвостом, как бы извиняясь за минутную слабость, и стал мне подпевать — точнее, подвывать, вести второй голос. Довольно талантливо.

Закончив пение, мы вдруг услышали аплодисменты — на плотине стояла группа туристов.

— Вот собрались перетаскивать лодки, но заслушались вашим пением, — сказали они. — Вы артисты? Где можно вас еще послушать?

— Только у костра, — заскромничал я. — Да и в нашем репертуаре всего одна песня, ее вы уже слышали.

— О, а у этого певца медали! Он заслуженный артист! — воодушевилась одна байдарочница.

— Слушайте! А это не та собака, которая нашла гранату? — пролепетала другая.

Оказалось, бородатые поисковики успели прославить моего капитана. Но Дым отнесся к своей популярности с полным равнодушием — и ухом не повел, подошел к воде и стал считать рыбок.

Расхваливая моего друга, охая и ахая, байдарочники перетащили лодки и, попрощавшись, скрылись за поворотом реки.

Перед тем как стемнело, я насобирал грибов на опушке леса за отмелью (их там была тьма), а Дым обследовал старую мельницу и притащил оттуда кусок проволоки, из которой я тут же сделал ручку для кастрюли Робинзонов. Как только я закончил возиться с кастрюлей, Дым схватил меня за рукав и решительно повел к мельнице.