Галина Черноголовина - Курлышка

— А вдруг не согласится? — донеслось до Даши.

— То ж мой друг. В одной бригаде работали. Скажи: так, мол, и так, дюже просит Иван Филимонович.

— Будет сделано! — козырнул Лёша и убежал.

Всё до мелочи проверили: как действуют краны, как открываются форточки. Павел Ефимович то и дело щёлкал выключателями.

— Дверь в пионерскую комнату надо наоборот навесить, — сказала Анна Матвеевна, — чтобы внутрь открывалась.

— Не всё ли равно? — удивился прораб.

— А вот и не всё равно: мимо ребятишки будут бегать в столовую. Сколько раз эта дверь распахнётся за перемену, кому-то и по лбу может угодить.

Спустились вниз, вспомнили, что не осмотрели раздевалку, — и тут на дворе как завоет пожарная машина! Что такое? — всполошились члены комиссии. Иван Филимонович хитро улыбнулся.

— Ваша проделка? — догадалась Анна Матвеевна.

Красная «пожарка» лихо развернулась у школьного крыльца. Лёша соскочил с подножки:

— Задание выполнено, Иван Филимонович.

— Молодец. Теперь бери несколько хлопчиков, и полезайте на чердак.

— Есть на чердак!

— Что ещё надумал, старый озорник? — ворчал седоусый пожарник.

— Ладно, ладно, пускай в дело свой брандспойт. Сильная струя ударила по разогретой солнцем шиферной крыше. Запахло так, будто печку сбрызнули водой. В палисаднике свернулась шариками пыль, а над крышей вдруг вспыхнула радуга, и ребятишки, которые сбежались на вой «пожарки», запрыгали от восторга.

— Лёш, ну как там?

— Не течёт, Иван Филимонович.

— А ну-ка левее!.. Не течёт? Заезжайте с того боку! Поливали крышу и так и сяк — нигде не потекло. Все стали поздравлять прораба, обнял его и Иван Филимонович:

— Спасибо! Добрую школу для наших детишек построили.

Молодой месяц с вечера светит, а старый, усталый встанет под утро на землю взглянуть, лишь бы до зари дотянуть… Дотянул да и утонул в заре месяц-то! Бледнеет, тает слабый серпик, вот-вот совсем исчезнет. А Даша уже на крыльце стоит, одетая, в путь готовая! Едет она не куда-нибудь, а в дом отдыха, в «Золотой бор».

Папа Дашин чемодан в багажник мотоцикла укладывает, мама на кухне оладьи-подорожники допекает.

— Ты уж там слушайся тётю Фаю, дочка… Ой, сбегай-ка, сгони кур с насеста, засиделись они у меня нынче!

Баба Устя такой порядок завела. До восхода солнца все букашки, жучки, мошки на земле сидят, не летают. Вот курам и удобнее их склёвывать.

— Кыш! Кыш! Ступайте пастись, глупые!

Курлышка вместе с курами. Куры десять шажков пробегут, а он только шаг сделает — и всё равно впереди.

«Сам журавль у вас в руках — значит, теперь вам счастье будет», — вспомнились Даше слова, сказанные когда-то тётей Фаей. А и вправду, как появился в доме Курлышка, сколько уже хорошего случилось. Аля приехала, Даша в четвёртый перешла, и цветная фотография Дашина теперь на стенке рядом с Алиной: стоит Даша на крыльце новой школы. А теперь вот новая радость. Никуда не ездила Даша дальше райцентра — и вдруг в «Золотой бор»!

— Курлышка, до свидания…

Покосил журавль в её сторону янтарным глазом, головой мотнул и тут же в какую-то жирную гусеницу нацелился. Езжай, мол, скатертью дорожка! А вот накануне Аля наведывалась, так уж кричал ей вслед: «Кур-р-р! Кур-р-р!» И слышалось в этом крике: «Не уезжай, мне тоскливо без тебя! Когда ещё приедешь?»

— Эх, Курлышка…

А мама долго стояла у ворот и махала платком вслед мотоциклу, пока взошедшее солнце не ослепило её до слёз…

Заехали в «Тополиный», усадили в коляску тётю Фаю, поехали дальше.

Рыжеватый лунь летел низко над травами, высматривая добычу. Сороки стрекотали ему вслед, вороны каркали, чибисы взлетали с криком — он летел и летел, а потом, заметив добычу, вдруг резко шёл вниз. Молодые зелёные хлеба волновались под свежим утренним ветром. Даша ещё никогда не ездила по этой дороге, а оказывается, и здесь были «владения» её родителей: провода на столбах вдоль дороги несли энергию с их подстанции. На минутку папа завернул на асфальтированную площадку, где гудел и дышал жаром странный агрегат — не то мельница, не то печка. Он проглатывал свежескошенную траву, сушил её, перемалывал, а потом превращал в крепкие зелёные палочки-гранулы, похожие на ириски. Лица и руки людей были в зелёной пыли. «Как водяные из сказки», — подумала Даша. Вкусно пахло жареной травяной мукой, и так приятно было подержать в ладони ещё горячие гранулы. Вот уж, действительно, будет зимой лакомство для бурёнушек.

— Поехали, поехали, — торопила тётя Фая, — а то к поезду опоздаем.

Качаются вдоль дороги синие свечки мышея, красные шапочки кровохлёбки, белые зонтики тысячелистника. И вдруг засверкало что-то вдали, будто солнце пролилось на землю и застыло медовым озером.

— Что это, папа?

— Донник цветёт…

Запела бы Даша во весь голос, но тётя Фая рядом уж больно грустная сидит. Конечно, ей с Алей хотелось поехать, да не согласилась Аля. Тогда и решила тётя Фая взять Дашу с собой — не пропадать же путёвке.

Посмотрела тётя Фая на Дашу и, словно мысли её узнала, обняла за плечи:

— Не жалко маму с Николкой оставлять?

— Маленько жалко… — Слёзы вдруг навернулись у Даши на глаза — ни с того ни с сего, ведь только что петь хотелось.

На станцию поспели вовремя. И вот уже мчится поезд по степи, а впереди, словно остров, сказочное лесное царство: сосновые боры, причудливые скалы, синие прохладные озёра…

Вторую неделю жили тётя Фая с Дашей в «Золотом бору». Комната была на втором этаже, протяни руку — и можно погладить ствол сосны, тёплый, в смолистых чешуйках. На подоконник осыпалась хвоя, шелуха от шишек, которые грызла шустрая белка. Её пышный серый хвост всё время мелькал среди хвои. Если Даша высовывала голову и глядела вверх, белка начинала сердито трещать и швыряться шишками: на сосне был скворечник, но белка весной не пустила туда настоящих хозяев, и теперь в скворечнике пищали бельчата. Стоило положить на подоконник печенье или конфету, белка стрелой хватала гостинец и опять возвращалась на сосну. На соседней берёзе у неё была кладовая. Там, в развилках ветвей, белка оставляла про запас то, что не съедала. А вертлявые сороки уже тут как тут. Не успеет белка оглянуться — схватят лакомый кусочек и улетят, ещё между собой из-за него подерутся. Весело было Даше наблюдать за ними.

Позавтракав, Даша взяла из хлебницы два ломтика, завернула в бумажную салфетку и положила в сумочку.

— Зачем тебе? — спросила тётя Фая.

— Может, белочек покормлю.

— Ну хорошо. Только учти, мы с тобой сейчас прямо на переговорную.

— Опять? — приуныла Даша. — Тётя Фая, можно, я здесь на поляне поиграю?