Галина Ширяева - Девочка из легенды

На ней было написано маленькими аккуратными буквами: «сапфир».

Светлана, ахнув, отдернула руку от футляра.

Сапфир!

Так вот о каком голубом камне он тогда говорил!

«Я подарю тебе голубой камень. Чтобы ты была счастливой», — сказал он и засмеялся.

Светлана захлопнула крышку футляра, ударила ее сверху ладонью, — чтобы плотнее пристала…

В дверь так сильно забарабанили, что Светлана вздрогнула.

Так умела стучать только одна Клаша.

— Да открыто же! — крикнула Светлана.

Клаша вошла в комнату, по-хозяйски топая ногами.

— У вас терка есть?

— Приехала?.. Здравствуй.

— Здравствуй. Мне терка нужна. У вас есть?

— Наверно, есть. Какая она?

— Эх, ты, — процедила Клаша сквозь зубы. — Где тут у вас кухня?:

— А будто ты не знаешь, где у нас кухня!

— Забыла! Давно в гости не приглашала!

Светлана распахнула дверь в кухню.

— Пожалуйста. Входи.

Клаша принесла из кухни терку и ткнула ее Светлане под нос.

— Вот она. Вот этот кусок жести с дырочками и есть терка. Поняла?

— И не нужна тебе, Клашка, никакая терка! Просто пришла похвастаться, что приехала и зарплату привезла.

— Привезла! — гордо произнесла Клаша. — А что это у вас сегодня все так разукрашено, как на празднике?

— А у меня день рождения сегодня.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— А мать где?

— Ушла к тете Марии. У них дела какие-то.

— Церковные, наверно?

— Что ты мелешь? — воскликнула Светлана. — Моя мама к церкви не имеет никакого отношения! Это тетя Мария верит в бога, молится… А моя мама работает!

— Знаю. Шьет, — ехидно произнесла Клаша. — И что именно шьет, знаю. Догадываюсь…

— Спецовки шьет.

— Спецовки?

— Спецовки! Могу показать!

— Покажи!

Светлана распахнула дверь в комнату матери и впихнула туда Клашу.

— На, смотри!

На столе рядом со швейной машиной лежало то, что мать кончила шить вчера вечером, — странное одеяние черного цвета, похожее на большой халат.

Клаша взяла этот халат, натянула его на себя. Он был велик Клаше. Полы путались под ногами, рукава-раструбы повисли до колен.

Светлана с недоумением оглядела Клашу с ног до головы и нерешительно промолвила:

— Что-то вроде и правда: ни на халат, ни на спецовку не похоже…

Тогда Клаша подняла руки вверх, закрыла глаза и, гнусавя, пропела:

— Господи-и, спаси-и и помилуй нас!..

— Ряса! — ахнула Светлана.

— Ага! Дошло, наконец-то!

Клаша стянула с себя рясу и швырнула ее на стол.

— Ну, что я тебе говорила? — Клаша дернула Светлану за рукав праздничного платья. — На какие деньги ты платье себе это купила? А пирогов сегодня ради твоего дня рождения на какие деньги напекли?

— Ты вредная, Клашка! — воскликнула Светлана. — Ты вредная-вредная… Не хочу с тобой больше разговаривать… На, возьми свою терку и уходи…

— Умнее так ничего и не придумала? Ладно. Когда придумаешь, скажешь. Я приду, послушаю, — сказала Клаша.

Она швырнула терку на стол и ушла.

Светлана долго закрывала за ней дверь. Все никак не могла накинуть крючок: руки дрожали. Это от злости на Клашку!

Нет, совсем не от этого. На Клашку она не злится.

Первый раз в жизни она не злится на Клашку.

Светлана вернулась в комнату, остановилась возле праздничного стола.

Она никогда не спрашивала мать, где она берет деньги. И не спрашивала никогда, трудно ли ей, легко ли…

Светлана села на диван, прижала к лицу горячие ладони.

Она не заметила, как за окном стали сгущаться сумерки.

Светлана электричества не зажгла. Оно ярко осветит комнату и праздничный стол, на котором торт и сладости, купленные на эти деньги…

Но почему именно на эти?

Ведь мать торгует цветами. Она продает по три-четыре букета в неделю. Она получает за них деньги!

Нет, на такие деньги роскошный именинный стол не устроишь, и в Крым на эти деньги не поедешь!

А отцовская пенсия? Ведь они получают пенсию!

Мать всегда говорила, что пенсия эта невелика. Ведь она и на отца-то сердится за то, что он умер, не оставив им большой пенсии. Мать всегда говорила, что пенсия идет на мелкие расходы…

«И не стыдно вам вот так… кормиться возле церкви?» — спросила тогда у Ленки Светлана.

Спросила с презрением! А сама?

Светлана быстро встала, включила свет.

Нет, дома оставаться она не могла. Она надела плащ, сунула в карман черный футляр-готовальню.

Она шла через площадь мимо темной, мрачной церкви, осторожно притихшей до завтрашнего утра…

Медленно спустилась она в Глебов овраг, поднялась на крыльцо теткиного дома, постучала.

— Кто это?

— Я, — ответила Светлана.

Дверь открыли. В дверях стояла Ленка.

— А, Светик-семицветик!

— Моя мама у вас?

— У нас. Давно сидит. Что-то торгуется с нашей Марьей Васильевной, ругаются, спорят. И Виктор твой у нас…

— Он не мой! — гневно перебила ее Светлана. — Не смей так говорить! Слышишь?

Ленка презрительно фыркнула.

— А чей же? Он скоро семинарию окончит, а ты школу. Вот и поженитесь. Твоя тетушка давно этим занимается — семинаристам невест ищет.

Светлана прикрыла лицо ладонью.

— Что с тобой? — испуганно спросила Ленка.

— Ничего. Пропусти меня.

— Проходи, проходи, — сказала Ленка, уступая ей дорогу. — Разве я тебе не велю? Постой, тут в сенях темно, я спичкой посвечу.

Она чиркнула спичкой. Ее слабый свет ударил Светлану по глазам ярче самого яркого прожектора.

— Так иди. Чего ж остановилась-то? — удивленно спросила Ленка.

— Я сейчас, — тихо ответила Светлана.

Сейчас она войдет в дом.

Вот только постоит немножко на пороге. Соберется с силами.

Потому что в дом этот нужно войти по-новому. Твердым шагом сильного человека.

Барбансон — искаженное от «брабансон» (порода лошадей).