Жаклин Уилсон - Сахарная вата

– Когда ты была маленькой, ты нигде не расставалась с Р. П., – сказала мама. Она посмотрела на меня и добавила: – Да ты и сейчас еще маленькая. Такая маленькая.

И заплакала.

До этого я много раз видела маму плачущей, но она никогда не плакала так, как сейчас. Она раскачивалась взад-вперед, рот у нее раскрылся и стал похож на щель в почтовом ящике, и это было очень страшно. Даже Тигр вылез из шкафа, где играл с туфлями, подошел к маме и, уткнувшись лицом в ее шерстяную шаль, тоже заревел.

Мне тоже хотелось заплакать, но Стива дома не было, он отправился играть в гольф с какими-то «нужными людьми», поэтому, кроме меня, утешать маму и Тигра было просто некому. Я должна быть сильной. Я же взрослая! Я обхватила маму за плечи, начала успокаивать ее, а она крепко обняла меня, прижала к своей груди и плакала, плакала до тех пор, пока не промочила слезами мою футболку насквозь.

– Пожалуйста, не плачь, мама, прошу тебя, – умоляла я. – Я уже не маленькая, я взрослая, мне будет хорошо у папы, а когда вы вернетесь из Австралии, мы снова станем жить вместе всю неделю, кроме выходных, и все будет нормально, вот увидишь.

– Ах, дорогая моя, – всхлипнула мама. – Мне кажется, что я сошла с ума. Что я делаю? Я не могу оставить тебя, просто не могу.

У меня появилась надежда, что мама в самом деле изменит свое решение. Она останется здесь и забудет про свою Австралию.

На следующий день она приостановила свои суматошные сборы и отправилась на консультацию к адвокату. Зайти в его офис вместе с ней мне не разрешили. Пришлось остаться в приемной и присматривать за Тигром. Сидеть у меня на коленях он не пожелал и вместо этого принялся шустро ползать повсюду на четвереньках и хватать своими липкими ручонками стоящие на полках своды законов в солидных кожаных переплетах. Секретарша пыталась сюсюкать и щебетать с ним, но Тигр не был расположен к таким нежностям. Вскоре он заревел во весь голос, и ревел до тех пор, пока из офиса адвоката не появилась мама. У нее был такой вид, будто она сама готова зареветь.

– Можно подумать, что мне делать больше нечего, как только шастать по адвокатам и выслушивать их увертки! – взорвалась она в ту же минуту, как только мы вышли на улицу. – Мы купили билеты, уладили все дела, мы не можем больше попусту терять время! Стив должен приступить к работе в сиднейском отделении фирмы уже в этом месяце. Отпустить его одного я не могу, ему нужна моя помощь, а там, не дай бог, появится еще какая-нибудь глупая молоденькая девица, начнет строить ему глазки и кружить голову. Что мне делать?

Мама посмотрела на меня так, словно это я во всем виновата.

– Почему ты упускаешь такой фантастический шанс, Флосс? Я сошла с ума, когда позволила тебе навязывать мне свои условия. Слушай, ты едешь с нами, хочется тебе этого или нет!

– Как ты это себе представляешь, мама? Украдешь меня и унесешь под мышкой? Или собираешься запихнуть меня в один из чемоданов?

– Перестань чушь молоть! – закричала мама, схватила меня за плечи и сильно тряхнула.

– Ты тоже прекрати навязывать мне свои условия! – огрызнулась я. – Эй, ты делаешь мне больно! Я уже сказала, сказала, сказала, что не поеду. Я остаюсь с папой.

– Но почему ты так хочешь с ним остаться?

– Я люблю его.

– Больше чем меня?

– Я люблю вас обоих! – крикнула я и заплакала. – Мама, я нужна ему.

– Значит, тебя больше заботят его чувства, чем мои? Ну и ладно, оставайся с ним. Больше я тебя уговаривать не буду. Довольна? – отрезала мама.

Ни довольна, ни счастлива я, разумеется, не была. И мама тоже. Это становилось невыносимо. В один день мы могли с мамой без умолку болтать обо всем подряд, как две лучшие подруги, назавтра же становились огрызающимися друг на друга смертельными врагами.

День накануне отъезда мамы, Стива и Тигра выдался особенно суматошным. Мама то обнимала меня, то буквально через секунду принималась на меня кричать. Но когда настала ночь, мама оставила Стива одного в их огромной двуспальной кровати, окруженной со всех сторон последними незапакованными коробками, и забралась на мою узкую односпальную постель. Мама крепко обняла меня, а я прижалась к ней. Обе мы в ту ночь почти не спали. Мама рассказывала истории из моего детства, а я рассказывала ей о том, что собираюсь сделать, когда стану взрослой. Мама обнимала меня так сильно, словно боялась отпустить хоть на секунду.

Утром за мной приехал папа в своем фургоне, чтобы забрать мои пожитки. Я всегда любила ездить на этом большом белом фургоне, мне ужасно нравилось сидеть на высоком сиденье рядом с папой и смотреть сверху на дорогу. Но я заметила, как покачал головой Стив, разглядывая на фургоне вмятины и облупившуюся местами краску. Папа это тоже заметил, но не подал виду и даже пожал Стиву руку и пожелал удачи на новом месте. Потом папа погладил по голове Тигра и наконец неуклюже обнял маму.

– Давай останемся друзьями, Сэл, – сказал он. – Клянусь, что позабочусь о Флосс. А ты наслаждайся своей новой жизнью в Австралии, только не забудь при этом вернуться домой, крошка.

Мама всегда терпеть не могла, когда папа называл ее крошкой, но сегодня она лишь испуганно шмыгнула носом и тоже обняла папу.

Когда мои родители обнялись, у меня перехватило дыхание. Может быть, хотя бы сейчас, в самую последнюю минуту, они поймут наконец, что на самом деле любят друг друга. Но затем мама освободилась из объятий, и момент был упущен.

Теперь пришла очередь обниматься нам с мамой. И мы с ней обнимались, обнимались, обнимались… У меня сердце разрывалось от боли. Мне казалось, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

– Возьми это, Флосс, – сказала мама, протягивая мне конверт. – Здесь авиабилет до Сиднея с открытой датой. Ты можешь использовать его в любой момент в течение ближайших шести месяцев. Конечно, это довольно необычно, когда девочка в твоем возрасте летит одна на такое далекое расстояние, но стюардессы за тобой присмотрят. А можешь изменить свое решение прямо сейчас и улететь вместе с нами.

Мне захотелось обнять маму и сказать: «Да, да, да!»

Но я увидела лицо папы. Он кивал и пытался улыбнуться. После этого я уже не могла сказать «да». Я только грустно покачала головой и обещала не потерять билет.

Папа открыл дверцу фургона. Стив подсадил меня. Мама в последний раз меня поцеловала. А затем мы покатили прочь от моей мамы, моего дома, всей моей семьи…

Я махала и махала рукой даже после того, как фургон завернул за угол. Потом я сгорбилась на сиденье и зажала руками рот, чтобы не издать ни звука.