Михаил Самарский - Как Трисон стал полицейским, или Правила добрых дел

– Никакая это не шутка, – завелась Катя. – У нас в соседнем подъезде пудель живет, так он гуляет в таких оранжевых тапочках с беленькими шнурочками. Тетя Даша говорит, чтобы лапки у него не болели. Нужно и Трысе такие тапки купить…

– Этой породе тапки не нужны, – вздохнула мама, видимо, уже и сама не рада, что затеяла такой разговор.

– Это еще почему? – удивилась Катя.

– Катя, – нахмурилась мама, – ну, ты шуток, что ли, не понимаешь? Прекрати. Сто лет ходил твой Трыся без тапок и еще сто лет проходит.

– Мама, ты что? – рассмеялась дочь. – Собаки столько не живут.

– Ладно, – махнула рукой Роза Андреевна, – почистите ногти, уберите тут за собой.

«Хм! Это ж надо такое сказать: «Уберите». Интересно, как я должен это делать? Со шваброй бегать по ванной, что ли? Да и не я все это затеял. Это Кате не понравилось состояние моих ногтей, то есть когтей. Тьфу ты, запутался я совсем…»

Не успели мы закончить водные процедуры, как пришел с работы глава семейства Рашид Рифатович.

– Трисон, – окликнул он меня прямо с порога, – пойдем гулять!

– Да погоди ты гулять, – остановила Роза Андреевна, – Катька ему ногти в ванной чистит.

Отец отворил дверь и покачал головой. По выражению его лица я думал, что он сейчас сделает дочери выговор. Но, к моему удивлению, он погладил девчонку по голове и похвалил ее:

– Молодец, доча, умница. За животными нужно ухаживать. Как один умный человек говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. Как закончишь, свистни мне, пойду погуляю с Трисоном.

– Папа, – нахмурив брови, сказала Катя, – сколько раз тебе говорить, я не умею свистеть.

– Так научись, – ехидно сказал отец.

– Пашка в садике меня учил-учил, учил-учил…

– И не научил? – перебил папа.

– Я уже почти свистнула, но Антонина Семеновна сказала, что девочкам свистеть нельзя.

– Это еще почему? – наигранно удивился папа.

– Антонина Семеновна говорит, что это неприлично.

– Ну, хорошо, – улыбнулся Рашид Рифатович, – раз Антонина Семеновна сказала, значит, так оно и есть. Тогда шепни мне на ушко.

– Хорошо, нам осталось еще два ногтя почистить, – объявила Катя. – Скоро шепну.

Тут вмешалась в разговор мама:

– Двойную работу делаешь? Пусть бы сначала папа погулял, а потом бы уже ногти чистила.

– Не волнуйся, мамочка, – заявила дочь, – я и после прогулки почищу.

«Чувствую, сделают тут из меня эталон ухоженной собаки. Что завтра еще придумает на мою голову Катерина?»

Я задавал вопрос чисто риторически, можно даже сказать, шутя. Но я и представить не мог, что наша принцесса придумает в следующий раз.

Хоть плачь, хоть смейся. Родители ушли в магазин, а нас с Катериной оставили в квартире. Вы представляете мое состояние, когда девочка вдруг объявила:

– Трыся, я вот смотрю на тебя и думаю: тебя нужно подстричь. Какой-то ты лохматый.

«Это я лохматый? Где ты, Катенька, лохматых лабрадоров видела? Тоже мне, нашла сенбернара…»

– У-у! – взмолился я.

– Никаких «у-у», – строго ответил мой стилист. – Сиди смирно, я пойду, поищу машинку. У нас есть такая машиночка, – девочка изобразила прибор с помощью растопыренных пальцев, – мама ею папе височки ровняет, чтобы он красивый на работу ходил. Понимаешь?

– У-у! – повторил я. А что я еще мог в данной ситуации сказать?

Катя очень быстро нашла машинку, но она, на мое счастье, не работала.

– Не повезло тебе, Трыся, – грустно сказала Катерина, – не работает машинка. Наверное, сломалась. Ну, ты сильно не переживай, – успокаивала она меня, – сейчас придет папа, он все починит. Ты знаешь, у нас папа все может чинить. Недавно даже мамин утюг починил. Не веришь?

У-у! – ответил я, что означало – ну почему не верю? Верю, конечно.

«Ты, моя родная Катя, еще не совсем разбираешься в вопросах «повезло-не повезло». Это как раз тот случай, когда мне, наоборот, повезло несказанно. Представляю, какое чучело могло выйти из-под руки новоявленного парикмахера. Вот тут бы точно меня можно было назвать и Трысей, и Трусоном, и даже Трюфелем. Главное теперь, чтобы родители не пошли на поводу у девочки. Настораживало то, что папа все позволяет своей любимице. Надеюсь, хоть в этот раз он поймет, что это уже лишнее. Чего только со мной не случалось в этой жизни. Но чтобы стригли – это… это… даже слово не могу подобрать».

– Трысь, а ты конфеты любишь? – отказавшись от своей парикмахерской затеи, неожиданно спросила Катя.

– Ав! – киваю я. Лучше уж конфетами полакомиться, чем чубчики на лбу выстригать.

– Сейчас я тебя угощу, – пообещала Катя и исчезла в кухне.

Через минуту она появилась с пакетом в руках. Вынула из него конфету, ловко развернула ее и сунула мне в рот – я и опомниться не успел. Что делать, принялся жевать. Что это за конфета такая? Прилипла к зубам, я еле разомкнул челюсть. Катя, наблюдая за моей мимикой, начала громко хохотать.

– Вкусно? – спросила она спустя какое-то время. – Это мои любимые ириски. Они такие липучие.

«Да уж понял, – сопел я, – с такими конфетами и зубы потерять можно…»

– На, вот эту скушай! – Катя протянула мне какой-то белый шарик. – Это тоже очень вкусная конфета, там у нее внутри сгущенка. Ешь смелее, – приказала девочка, видя мое замешательство.

«Эх, Катя-Катя, спасибо тебе, конечно, но все мои инструкторы и подопечные говорили, что нельзя мне есть много конфет…»

– Ты кушай, Трыся, не стесняйся, – продолжала Катя, – у нас конфет много. На всех хватит.

Если бы вы знали, как я обрадовался, когда услышал щелчок замка на входной двери. Вильдановы-старшие вовремя вернулись. Затея с салоном красоты для лабрадора им тоже не понравилась, отец строго-настрого запретил дочери проводить на мне подобные эксперименты. Вот теперь мне точно повезло! Иначе ходить бы мне стриженой собакой. Умер бы со стыда.

Однажды, проводив родителей за дверь, Катя заговорщицки сказала мне:

– Трысь, давай построим шалаш. Ты мне поможешь?

Вы знаете, в этот раз я промолчал, потому как просто не знал, что нужно в таких случаях отвечать. Что за шалаш собралась строить юная архитекторша? Катя тем временем начала городить каркас из стульев и кухонных табуреток. Затем приволокла из спальни плед и начала заниматься кровлей своего сооружения. И где она этому научилась? И тут, словно услышав мои мысли, Катя пояснила:

– Мы такой шалаш строили у Маринки, когда я у них была в гостях. Нам ее папа помогал. Но я все запомнила. Вот смотри, – Катерина накрыла пледом стулья, стоявшие у стены, и пошла в спальню за простыней. Как только работа была закончена, она забралась внутрь сооружения и позвала меня.

Я вошел в так называемый шалаш, и вы знаете, мне там даже понравилось. Правда, лишним в нем был фонарь, который Катя сначала пыталась прикрепить под куполом, но затем после неудавшихся попыток разместила его в углу сооружения.