Наринэ Абгарян - Всё о Манюне (сборник)

В память о глубокой психической травме наша младшая сестра долго отказывалась выпускать соску из рук. Периодически, отвлекшись на что-то интересное, забывала ее в укромном уголке, а по горячим следам поднимала вселенский вой. И вся наша семья металась по дому в поисках пропажи. Кстати, в домашней аптечке лежали еще две такие соски, но Сонечка их гневно отвергала. Наша младшая сестра – заправский однолюб и верность хранила только любимой соске.

Несмотря на веселенькую жизнь, со своими обязанностями родители всегда справляются на все сто. Поэтому к четвергу необходимые вещи были собраны, заправленная под завязку Генриетта била копытом в гараже, нас отпросили из школ и детского садика. Готовность к двухдневному марш-броску в Кировабад была абсолютной!

Ну и как оно обычно водится при таких тщательно распланированных делах, в самый последний момент лихорадочных приготовлений один из важных фигурантов действа выкинул коленце. Проще говоря – сломался. Наверное, не имеет смысла пояснять, кто это был такой коварный. Конечно же, Вася, этот карданновальчатый монстр с замашками махрового домостроевца, неуправляемый и своенравный. Уж не знаю, чем дядя Миша заслужил такое неблагодарное отношение, но аккурат перед поездкой, в вечер четверга, на пути от релейного завода домой, Вася запнулся посреди дороги и встал как вкопанный. Прямо напротив автовокзала, у остановки, откуда отъезжают в села районные автобусы.

Тут же к раскорячившемуся посреди улицы «газику» высыпал весь автовокзал. Заглядывал под открытый капот, проверял уровень масла и горючего, нырял под машину – в надежде обнаружить какую-нибудь течь. На первый взгляд Вася был полностью здоров. На второй тоже. Багровый от злости дядя Миша ковырялся в проводах и периодически взывал к совести своего железного коня переливчатым от возмущения голосом:

– Ты машина или кто?

Судя по тому, как упорно Вася хранил молчание, машиной он себя не считал.

– Буквально недавно его починил, – гудел откуда-то снизу дядя Миша, – каждый шуруп вот этими руками протер!

«Очень надо!» как бы всем своим видом показывал «газик».

– Бессовестная твоя душонка! – отчаявшись завести машину, выдохнул дядя Миша и со злостью захлопнул капот. – Чтоб глаза мои тебя не видели!

Вася даже дворником не повел.

– Инженер-джан, давай хоть дотолкаем его до стоянки автовокзала. Не оставлять же его посреди дороги, – предложили люди.

Делать было нечего – пришлось вкатить Васю на территорию автовокзала.

– Ма, у нас два выхода: или мы не едем, или я беру билеты на рейсовый автобус, – отзвонился дядя Миша домой из кабинета директора.

– Тогда возьми на меня и на себя. Дети поедут в «жигулях», а мы с тобой – на автобусе.

– Не надо. У тебя давление. Ты поедешь на машине. Девочки большие, ничего с ними не станется.

– Миша, вам с пересадкой ехать! Семь часов!

– Ну и что?

– Они же всю дорогу поют!

– Ничего, автобус потерпит!

На следующее утро мы заехали за Ба, дядей Мишей и Маней. Папа отвез нас на автовокзал, а потом вернулся домой – забирать маму с Гаянэ и Сонечкой. Стартовали они раньше нас, да и скорость рейсового автобуса сильно уступает машине, поэтому мы ехали на два часа дольше.

Первый отрезок пути – из Берда в азербайджанский город Товуз – проделали в оранжевом «пазике». Дядя Миша предусмотрительно взял нам билеты на переднее сиденье, а сам сел на боковое, то, которое находится справа от водителя. Чтобы постоянно держать нас в поле зрения. Они с водителем завели долгий и обстоятельный разговор про недостатки и достоинства «ПАЗа-3201». Периодически, прерывая разговор на полуслове, дядя Миша кидал на нас профилактические испепеляющие взгляды – напускал страх. Чтобы вели себя по-человечески. Мы с Манькой, тщательно напричесанные и всяко наглаженные, сидели рядышком и, стараясь не сильно шевелить губами и ходить лицом, мычали репертуар нашего хора. Петь в полный голос было стыдно, а не петь мы просто не могли. Иначе пришлось бы через каждые триста метров останавливать автобус. Карин– ка какое-то время со скучающим видом сидела рядом, а потом пересела, благо в автобусе пассажиров было немного, и сиденье позади нас пустовало. За спиной у меня раздалось странное копошение.

– Ты чего? – не оборачиваясь, промычала я сестре.

– Тут на спинке сиденья много шурупов, – пропыхтела она, – целых семь штук. Отвинчиваю.

– Зачем? – похолодели мы с Манькой.

– А чего там внутри, вы знаете? – огрызнулась Каринка.

– Неа.

– Вот и не мешайте. Только сядьте так, чтобы дядя Миша меня не видел.

Мы с Манькой переглянулись, но виду подавать не стали. Тесно прижались друг к другу и продолжили с прерванного места мычать литовскую народную песню «Пастушок».

– А чем ты гайки отвинчиваешь? – вдруг прервала пение Манька.

– Рукой, – пропыхтела Каринка. – Еле отвинчиваются, заразы. Пальцы себе стерла.

– На. – Манька сдернула с волос заколку и, не оборачиваясь, протянула назад.

Каринка аж заскулила от счастья:

– Она с боков совсем плоская, как настоящая отвертка!

Дядя Миша уставился на нас испытующим взором.

– «Много песен слыхал я в родной стороне…» – затянули мы «Дубинушку».

– А где Каринка? – не стал покупаться на наш невинный вид дядя Миша.

– Я тут, – вынырнула из-за моей спины сестра.

– Ты зачем пересела?

– У окна охота посидеть.

– Переедем границу, придется тебе пересаживаться на свое место, – глянул в зеркало заднего вида водитель.

– Это почему?

– В Азербайджане в автобус набьется много народу.

– Ла-а-адно, как только переедем границу – пересяду.

Дядя Миша привстал с места, чтобы лучше разглядеть Каринку.

– Ты чем там занята?

– Зато установили противотуманные фары, что при наших погодах – большое счастье, – продолжил разговор водитель, чем очень удачно отвлек Дядимишино внимание на себя.

Шебаршение на заднем сиденье усилилось – нужно было успеть разобрать сиденье до того, как мы переедем границу с соседней республикой. От волнения у нас пересохло в горле – мы с Манькой прекратили петь, только с замиранием сердца прислушивались к возне, которую затеяла за нашими спинами Каринка.

«Ыю, ыю», – скрипели шурупы.

К нашему счастью, дорога к границе была в страшных выбоинах – автобус немилосердно трясло, скрипели сиденья, каждый раз, весело подпрыгивая на ухабах, набирал голосовые обороты водитель – не иначе ему казалось, что, чем громче он орет, тем умнее его мысли. Дядя Миша явно скучал под его крики о карданных и коленчатых валах. Периодически он оборачивался к нам и глядел долгим испытывающим взглядом через толстые стекла очков. Мы с Манькой елейно улыбались в ответ. Дядя Миша от наших елейных улыбок вытягивался лицом и покрывался испариной.