Юлия Кузнецова - На что похожа любовь?

– Красота! – услышала я Данькин голос за спиной.

– Привет, – сухо сказала я, повернувшись.

Ему охота надо мной поиздеваться? На здоровье. Только я поддерживать его шуточки не намерена. Можно подумать, я слепая и не вижу, что я чудовище. Любуйся, Данечка, любуйся. Вечером сравнишь с настоящей красотой.

– На улице сядем? Там этот… как его… вид!

– К-какой улице? – вздрогнула я. – А разве стулья ещё не убрали?

– Там зонтики!

– Мы замёрзнем!

– Я накрою тебя пледом.

– Тут выдают пледы? – спросила я язвительным шёпотом, пока он, взяв меня под руку, вёл через весь шатёр к противоположному выходу, где стояли зонтики. – И что за пледы? Из шерсти тех баранов, что пошли на шашлык?

– Не, из шерсти каких-то других баранов, а может, и козлов, – протянул Данька, – я из дома притащил.

– Ты притащил из дома плед?!

– Конечно, я же знал, что ты будешь ныть: замёрзну, замёрзну.

– Раз ты такой заботливый, прихватил бы мне и рейтузики шерстяные, чтобы я на холодном не сидела!

– Я думал, ты сядешь ко мне на колени, а они достаточно тёплые, – с невинным видом сказал Данька.

Я фыркнула и села в зелёное пластиковое кресло. Честно говоря, накрытое пледом, оно выглядело уютным, но Даньке я об этом не сказала.

– Так ты носишь рейтузики?

– Гкхм!

– А я яичницу заказал. С беконом.

– Я вегетарианка! И я тебе об этом говорила.

– Серьёзно?! Ну вот! Эй, ребята! – крикнул он куда-то назад. – Эй! Извините! А можно без бекона яичницу?

Я вздохнула, что приходится участвовать в этом дурацком действе, и всё – ради маминых книжек, и решила попробовать полюбоваться «этим… как его… видом».

Вид вообще был неплох: вокруг озера стояли двухэтажные серые коттеджи, которые мы называем «американскими», а в центре озера виднелась маленькая зелёная надувная лодка с рыбаком.

Дождь кончился, вышло солнце, и на дорожки вокруг озера сразу высыпала куча народу. Тётеньки с собачками, одетыми в вязаные комбинезоны, дети, торопливо осваивающие самокаты и велосипеды в преддверии зимы.

Нам принесли яичницу. Обе порции – с беконом.

– Я же просил, – начал Данька.

– Слишком поздно, сорри, – пожал плечами официант.

На нём были джинсы с дырками, и он жевал жвачку.

– Но было не поздно!

– Чувак, извини, я же сказал, – сказал официант, раздражённо двигая челюстями.

– Слышь, – негромко сказал Данька, поднимаясь.

– Погоди, – испугалась я и взяла его за руку, – да ничего, всё в порядке! Я съем только яйцо. Я же не веган, не сыроед. Нормально всё!

Данька не сводил с официанта глаз.

– Ладно, чёрт с вами, – не выдержал официант. – Я сейчас принесу другую. С чем?

– С помидорами и сыром.

– Ладно. Но оплатите.

– Чего? – снова поднялся Данька.

– Ну хоть полцены!

Данька покачал головой. Официант отошёл.

– Дань, – сказала я, – давай я оплачу, а? У меня есть деньги. И цены тут не очень высокие.

– Я хотел, чтобы тебе тут понравилось, – пробормотал Данька.

Мне вдруг стало его жалко. Смешной он всё-таки, надулся из-за какой-то яичницы. Сидит, как взъерошенный воробей. Я протянула руку к нему, чтобы потрепать по плечу, и вдруг вспомнила, что у него есть девушка.

Яичницу мы съели в полном молчании.

– Если они ещё и кофе принесут не такой, какой нужно, – начал Данька, – я с ним выйду, поговорю!

– Не надо никакого! – испугалась я. – Я никакой не люблю!

– Я знаю, – сказал он с несчастным видом, – но я тебя хочу угостить одним. И вот если попробуешь и скажешь, что не любишь…

– То ты со мной выйдешь, поговоришь?

Он хмыкнул. Напряжение спало. Наш официант забрал грязные тарелки. Одна выскользнула у него из рук и разбилась.

– Нам за неё тоже заплатить? – саркастически ухмыльнулся Данька.

Официант только мрачно посмотрел на него, смёл осколки и ушёл. Но Данька слегка повеселел, и я решила спросить:

– А что за идея? Ты скажешь, в конце концов?

– О, – оживился Данька, – я тебе говорил, что играю на фоно?

– Нет. И что? Притащишь фоно и будешь играть?

– Ну зачем, я принесу синтезатор. Ты же будешь делать что-то вроде спектакля, правильно? А спектакль с музыкой – это круче, чем спектакль без музыки. Я придумаю вступление, придумаю музыкальную концовку. Буду аккомпанировать тебе в каких-то ключевых моментах. Что скажешь?

– Неплохо, – пожала я плечами, – слушай… а тебе это зачем?

– Ты мне нравишься, и я хочу тебе помочь, – просто сказал он.

Я отвела взгляд. Представила себе, как мы будем вместе готовиться к этому выступлению. Сидеть рядом, плечо к плечу. Читать сказки. Подбирать музыку на синтезаторе. И он всю дорогу будет мне просто другом, а на самом деле – чужим парнем. Мне показалось, что подо мной – не холодный стул, а мангал с горящими углями.

– Знаешь, я не уверена, что маме это понравится.

– Почему? – удивился он.

– Это как-то несерьёзно.

– Но, как я понял, у неё не очень серьёзные сказки.

– Это так, – кивнула я, – но если при этом играть, получится вообще цирк.

Официант принёс кофе. Я заглянула в чашку. Там был шарик мороженого, политый кофе и каким-то соусом.

– Кофе-гляссе, – сказал Данька, – попробовать необходимо.

– Отказавшихся топят в озере? Или поджаривают на мангале?

– Нет, их кормят насильно.

С этими словами он взял свой стул и поставил рядом с моим. Взял мою чашку и ложечку, зачерпнул.

– А фартучек мне повяжешь? – продолжала сопротивляться я. – Такой, с загибом внизу, в который кусками еда падает?

– Обязательно! – заверил он меня. – Когда буду кормить тебя через семьдесят лет!

Я вздохнула и прикоснулась губами к мороженому. Соус оказался карамельным, и мне пришлось признаться:

– Вкусно… Просто, если честно, это вредно.

– Ну, тогда я доем, – бодро сказал Данька и принялся за моё мороженое.

– Погоди, я ещё раз… попробую.

Я протянула руку, но он её отвёл.

– Нет! – заявил он. – Только из моих рук. А то знаю я тебя – как начнёшь лопать, так и не оставишь ни капельки.

– У тебя своё есть!

– Сначала съедим твоё, а потом каждый – своё.

Он принялся меня кормить, а вслух сказал:

– Так что у нас с цирком?

– Слишком весело, – покачала я головой, вытирая с губ карамельный соус.

– А ты не любишь, когда весело? – спросил он.

Я задумалась: как бы ему объяснить?

Дети гоняли на самокатах вдоль озера. Один парень на велосипеде отчаянно сигналил старому серому пуделю, переходившему дорогу. Это был не чистокровный пудель, помесь с какой-то другой породой. У него были растрёпанные уши, лохматый хвост. Он бросил на пацана недовольный взгляд, всем своим видом напоминая, что зря все радуются, что октябрь на дворе, и скоро опять в зиму, в ранние сумерки, в сон под холодной снежной шубой. Зима – это вам не шуточки.