Юлия Кузнецова - На что похожа любовь?

– Вот я дур-рак!

Он даёт себе щелбан и добавляет:

– Надо было раньше его врубить! Это ж какие классные истории!

И Данька достаёт из рюкзака диктофон.

– Я на него записал мелодии для твоего выступления и специально взял с собой, чтобы ты потом послушала, – объяснил он мне.

– Да ты цэрэушник, как я погляжу, – усмехается Светлана Романовна.

– А вы откуда знаете? – парирует Данька. – Сами из наших, что ли?

– А то!

– И где ваш диктофон? – решаюсь я вдруг на шутку.

– В сердце, – серьёзно говорит Светлана Романовна и показывает. – У меня там, в сердце иногда покалывает, – признаётся она секунду спустя, – и тогда знаете что я делаю? Иду к директору! И говорю ему: «Вы не забывайте! Нашу сборную пошлют на Олимпийские игры в Сочи! А мы название не придумали! Предлагаю – «Олимпийские надежды».

Светлана Романовна рассмеялась и тихо добавила:

– Представляете? У нас тут многие еле ходят… Такие вот олимпийские надежды… Но вот посмеёмся, и у меня в сердце иголочки стачиваются…

Глава 14

Своя девушка, свой парень

На обратной дороге мы сидели в маршрутке так близко друг к другу, словно нас сплавили. Мы слушали музыку, которую Данька записал на диктофон, один наушник у меня в ухе, другой – у него.

Это оказалась такая радость – помолчать с человеком об одном и том же. Моё сердце постукивало, отдавая в виски, в запястья, в губы, особенно если он касался меня нарочно или нечаянно то мизинцем, протягивая руку, чтобы поднять с пола рюкзак, то локтем, когда рылся в рюкзаке в поисках фотика.

Наконец он нашёл его и протянул мне фото Светланы Романовны. На нём она, разведя руки, рассказывала про то, как она заснула девочкой за кроватью. И по её довольной улыбке было видно, как она предвушает смешную концовку.

– Посмотри, – негромко сказал Данька, – какая она счастливая!

– Да уж, – проворчала я, – сидишь в четырёх стенах, соседка вон ворчливая и болезненная какая-то. К ней «Скорая» приехала, видел?

– Да, но сейчас, – задумчиво говорит Данька, не отрывая взгляда от фотографии, – вот в эту секунду – она счастлива. Я читал где-то, что только душевнобольные могут быть счастливы всё время. А у обычных людей есть только счастливые моменты. И у неё был один из них. Разве нет?

Он протягивает руку вперёд, чуть касается моего уха и запускает ладонь в волосы, в самое начало тугой косы. Кожа на моём затылке немеет от нежности. Я чувствую тепло его ладони, вместе с мурашками оно бежит вниз по шее, проходит сквозь кожу, вливается в сердце. Он кладёт фотик обратно в рюкзак, подносит к моей голове вторую руку, осторожно вынимает наушник. Закрывает мои уши, и некоторое время я слышу только тихий гул, как будто я в пещере или на море. Я поднимаю на него глаза, и хотя я уже тысячу раз смотрела в них, рассказывая что-то, слушая его, просто молча смотрела, я всегда слышу лёгкий еле различимый звук, нежный «пших»… и сразу чуть кружится голова…

Он улыбнулся лишь уголками губ, как будто тоже услышал этот «пших». И прижал мою голову к своей груди, там, где в ямке между двумя косточками вздрагивает пульс. Он дышал мне в макушку, и тепло его дыхания пронизывало меня до самых пяток.

– Хотя, знаешь ли, с тех пор, как я познакомился с тобой, меня можно считать полноправным душевнобольным, – пробубнил Данька мне в макушку, – хоть в клинику сдавай.

– Кстати, о клинике, – вспомнила я, – мне в понедельник к зубному после уроков. Не хочешь со мной сходить? Поддержать?

Данька молчал. Я подняла голову. Он скорчил комичную рожицу.

– Не очень люблю врачей, – признался он, – к тому же зубных. Этот звук бормашины… И вопли того, кого ею пытают.

– Ну орать меня он не заставит, если я буду знать, что ты за дверью.

– Не знаю, – протянул Данька, – а вдруг твоя врачиха поймёт, что я злостный прогульщик и на меня объявлена охота в стоматологическом Интерполе и награда тому, кто меня поймает, усадит в кресло и обнаружит пять тысяч дырок?

– У тебя всего тридцать два зуба! – засмеялась я.

– И в пяти зубах по тысяче дырок, – мрачно ответил он.

– Ну как знаешь, – вздохнула я, – это, кстати, не она, а он.

– Тем более! Мерзкий вредный старикашка-стоматолог – не предел моих мечтаний.

– Он вовсе не мерзкий и не вредный! – возмутилась я. – Молодой совсем, недавно мед закончил! Он очень бережно работает. Всё время спрашивает: «Больно? Нет? Ну немножечко потерпите!»

– Да? – нехорошим тоном переспросил Данька.

– Конечно. И шутит, чтобы меня развлечь!

– Ах, шутит. И хорош собой?

– Очень. Ему так идёт белый халат. Он похож на того актёра из сериала «Интерны»… как же его?

– Не помню, – мрачно сказал Данька, – а на сколько ты записана?

– Без пятнадцати час.

– Ты так рано заканчиваешь? Или отпросилась ради своего любимого интерна?

– Отпросилась, но не ради интерна! Просто у нас окно в середине дня, а потом две алгебры. Но математичка – на курсах повышения квалификации, так что имею право полечить свои дырявые зубки. А что, ты решил прийти, посмотреть на моего интерна?

– Ни один в мире интерн не дождётся, чтобы я доверил ему свою девушку без надзора.

«Свою девушку», – вихрем пронеслось у меня в голове.

– Да ладно, – сказала я небрежно, – разве ты мне не доверяешь?

– Я ему не доверяю. Шутит с чужими девушками. Пусть только попробует завтра. Вгоню ему его бормашину в затылок.

– Перестань, он хороший, – засмеялась я и снова прижалась к своему парню. Своему.

А про себя подумала: «Наверное, я счастлива».

Утром я в этом уверилась. В том, что я быласчастлива, когда мы подпрыгивали по неровной дороге в маршрутке, а Данька тихо дышал мне в волосы. Прежде всего потому, что не знала, что ждёт меня впереди. Глава 15

Конвертик

У меня такой телефон… Старого образца. У Даньки, например, крутой – с сенсорным экраном. А у меня старая раскладушка. Но у неё есть одно свойство. Экран есть не только внутри, но и на закрытой крышке. И на него выводится, кто звонит и пришла ли эсэмэска. Информация выводится и гаснет в течение пары секунд. А если по телефону постучать пальцем, то он прогудит и покажет, есть ли эсэмэска? Покажет конвертик.

Именно этот конвертик заставил меня летом шерстить в Интернете сайты магазинов, торгующих телефонами устаревших моделей, когда мой собственный телефон свистнули цыганки в троллейбусе. И вроде не приставали, типа, «дай погадаю», просто мимо прошли, паршивки…

В общем, если я к чему и испытывала нежную страсть до Даньки, так это к своему телефону, который показывает конвертик, стоит по нему только постучать. А как начался наш роман, моя страсть к телефону усилилась в миллион раз. Ведь все конвертики – от Даньки (кроме рекламных, но они приходят раз в неделю и не мешают мне радоваться жизни). А я очень радовалась, когда утром прозвонит будильник и ты в полусне нащупаешь его под кроватью, достанешь – а там заветный конвертик… Нет, Данька, конечно, не вставал раньше меня, наоборот, он ложился гораздо позже, чем я уходила из «Контакта» (Я ревновала! Но что поделаешь?!).