Михаил Самарский - На качелях между холмами

Знак мы решили повесить на деревянный столб, расположенный справа от дороги. Пока я взбирался по лестнице, у нас появились зрители — вчерашние «свидетели» моего преступления, Пашка и Танька. Меня удивило, что Танька была в новеньком платье, а на голове у нее красовался огромный розовый бант. В руках Танюха держала надутый воздушный шар.

— Что вы делаете? — спросил Пашка.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — сказал я и спросил: — Куда это Танюха вырядилась?

— У меня сегодня день варенья! — громко произнесла Татьяна. — У нас гости. Тетя Нина приехала, папина сестра. Она мне платье подарила и бантик. Видишь? — Девочка осторожно прикоснулась ладошкой к банту.

— Поздравляю с днем рождения! — крикнул я с лестницы.

— Спасибо, — ответила Таня и добавила: — Миша, а ты мне подарок подаришь?

— Подарю, — заверил я и крикнул Машке: — Маш, подавай знак.

Мария протянула мне фанерный треугольник. Я одной рукой держу шуруповерт, другой тянусь за знаком. В этот момент Танька роняет свой шарик и тот прыгает на дорогу. Столб, на котором я завис, находится в кустах. Я вдруг увидел, что в нашу сторону несется машина. Танька рванулась за шаром. Если бы она была чуть выше кустов, то машину она бы непременно увидела, а водитель бы, если бы не было этого дурацкого куста, увидел бы Таньку. Но поскольку я оказался выше всех, я мгновенно сообразил, что сейчас произойдет страшная беда. Танька неслась прямо под колесо машины. Я швырнул в сторону кусок фанеры и прыгнул с лестницы прямо на Таньку. Толкнул ее изо всех сил, она кубарем полетела на другую сторону дороги, раздался ужасающий визг тормозов… А дальше я не помню.

Очнулся я в «Скорой». Рядом — мама и Машка. Обе плачут.

— Что с Танюхой? — тихо спросил я.

— Все хорошо с твоей Танюхой, — ответила мама. — Не разговаривай. Лежи-лежи…

— Миша, — тихо спросила Машка, — тебе больно?

— Нет, — ответил я и не соврал, — боли я действительно в тот момент не чувствовал.

Боль пришла в больнице. Чтобы вы меня не жалели, я не буду рассказывать, что там было. Скажу лишь кратко: мне не понравилось. Для тех, кто понимает, — «перелом шейки бедра». Никогда не думал, что у моего бедра есть какая-то дурацкая шейка, которую, если сломаешь, то будешь два месяца валяться в больнице.

Честно сказать, первую неделю мне было не до чтения. У постели сидели поочередно то бабушка, то дед, то мама. Машка приезжала каждый день. Мы с ней общались наедине. Никогда бы не подумал, что поцелуи могут снимать боль. Через неделю мне привезли ноутбук, и у меня началась новая жизнь.

Посматривая на качающуюся гирю, я однажды испугался собственных мыслей. Ведь все могло закончиться и по-другому. А если бы я умер… Интересно, на каком бы участке меня похоронили? Кто-то сказал, сейчас уже не помню, то ли женщина в панаме, то ли рабочий-пушкиновед, что двенадцатый участок полностью занят. Значит, не рядом с Владимиром. Мама с папой купили бы мне уже приготовленный памятник. Какой ужас. Оказывается, никто из нас не знает, что любой из тех приготовленных впрок памятников может стать нашим.

Да, много раз я читал, и у разных авторов, что жизнь — поразительная штука. Никто не знает, когда мы можем прийти в этот мир, и никто не предупредит нас, когда мы его покинем. Вот так живешь-живешь и не думаешь о том, что какой-то мастер уже пилит для тебя гранитный или мраморный камень. Нужно написать завещание. На всякий случай. Конечно, богатств у меня никаких нет, но хотя бы попрошу, чтобы на моем камне нарисовали что-нибудь? Вот скажите, а что бы вы хотели видеть на своем камне? Что бы такое нарисовать?

Придумал. Я попрошу, чтобы на моем камне нарисовали два холма, а между ними качели. На память о нашей дружбе с Машкой. Точно, открою в ноутбуке папку и назову ее «Завещание». Если вдруг со мной что случится, все равно ведь увидят.

Машка моя уехала. Пришла эсэмэска. Они с мамой уже в поезде. Отъезжают с вокзала. Какая Машка. Офигел, что ли? Машка — это наглая кошка. А уехала Маша, Машенька, Машулечка моя (в этот момент я вспомнил все Лилькины словечки, касающиеся моего имени, оказывается, не такие они уж и пошлые). Как же я буду по тебе скучать, Маша. Приезжай на следующее лето, Маш. Я буду тебя ждать. Приезжай обязательно. Если хочешь, я буду ради тебя каждый день в церковь ходить. И ревновать не буду. Голос не повышу. Клянусь тебе. Если чем обидел, прости меня, Мария. Я не нарочно. Я тебя люблю, Машенька! Честное слово. Любимая моя девочка…

На этом можно было бы и закончить мой рассказ, если бы не еще один случай. После отъезда Марии в тот же вечер ко мне пришел незнакомый мужчина. Такой интеллигентный, в костюме и галстуке.

— Ну, как вы тут, Михаил Александрович, поживаете? — спрашивает.

— Нормально, — говорю, а сам думаю: «Не сон ли? Это еще кто такой?»

— Что же вы так неаккуратно-то?

— Так получилось, — отвечаю. «Кто же это такой, черт побери?»

— Ну, ничего, до свадьбы заживет, — говорит гость. «Ага, наверное, какой-то знакомый отца. Тоже про свадьбу говорит».

— А вы папин друг? — спрашиваю.

— Не друг, конечно, — улыбается посетитель (здесь их так называют), — но вот теперь знакомый. А ты что, меня не узнаешь?

— Не-а, — говорю и виновато добавляю: — Может, после аварии память отшибло?

— Да нет, — смеется дядька, — все у тебя с памятью хорошо. Меня никто в таком виде не узнает. Даже жена с дочкой один раз не признали на улице.

— Нормальный вид, — говорю. — Вы даже на президента похожи.

— Ну, спасибо, — рассмеялся гость. — Так и не вспомнил?

— Нет.

— В общем, Михаил Александрович, знак мы твой повесили. И обещаю: пока я буду начальником, никто его не снимет.

— Вспомнил! Вспомнил! — радостно закричал я. — Вы начальник ГАИ! Мы к вам с Юркой приезжали! Но вы же тогда в форме были. Извините, товарищ полковник…

— Да ладно тебе, — начальник погладил меня по голове. — Я же говорю, в гражданке меня никто не узнает. Выздоравливай поскорее. А то родители сильно переживают. И это… какой я тебе полковник? Александр Васильевич, — милиционер протянул мне руку, — а то мы так и не познакомились.

Я пожал руку и подумал: «Ничего себе, сам начальник ГАИ ко мне пришел! Значит, не зря мы все это с Юркой придумали!»

— Вы меня извините, — говорю, — за причиненные хлопоты.

— Ну, разве это хлопоты, — рассмеялся начальник.

— Да вот видите, — я кивнул на ногу, — как-то все по-дурацки получилось с этими кошечками, собачками. Хотелось ведь помочь им.

— Ничего дурацкого, Михаил. Тебе есть чем гордиться в жизни, — серьезно так говорит. Хороший оказался мужик, не стал сюсюкаться.

— Нашим знаком? — удивился я.

— И знаком тоже, — сказал милиционер.

— А чем еще? — честно, я не понял.