Круговых Петрович - Юрка — сын командира

В этот вечер он не мог заснуть долго, и казалось ему — время остановилось. Проснулся и ночью, чего с ним никогда не случалось. Стоял у раскрытого окна, глазел на мерцающие звёзды, а вокруг — в городке и в лесу — стояла такая тишина, что было слышно, как у шлагбаума прохаживается часовой.

— Стой, кто идёт?— донеслось с огневой позиции так ясно и отчётливо, будто огневая была совсем рядом.

— Разводящий со сменой,— ответили глуше.

Юрка чутко вслушивался в тишину,— не заскулит ли Дункан, наверное, ему скучно и неуютно в будке под открытым небом... Но что поделаешь? Если он будет дрыхнуть в комнате под кроватью, никогда ему не быть сторожевым псом. А там — он скоро подрастёт и станет похожим на Рекса и Венеру.

Ах, скорее бы кончилась эта ночь!

Мундир и в самом деле получился на славу. Шахназаров улыбался. Баградзе удовлетворённо цокал языком, и лишь «дядя Стёпа» хмурился, то ли недоволен был своей работой, то ли у него характер такой.

Наконец проговорил:

— Носи на здоровье!

Юрка обул ботинки, вновь подошёл к зеркалу, поправил на голове пилотку с блестящей эмалево-алой звёздочкой.

Пуговицы на мундире сияли, отражая попавший в окно луч солнца, сияли и артиллерийские эмблемы на погонах — два скрещенных пушечных ствола,— глаз не оторвать!

— Ну, я побегу,— заторопился Юрка.— Ладно, Шах?

— Беги,— кивнул тот.— Мне тоже сейчас надо идти на почту.

— И я с тобой, Шах! Возьми, пожалуйста...

— Без разрешения? Не могу...

— А я у папы попрошусь. Прямо сейчас!..

Юрка выскочил из каптёрки и помчался к казарме.

Дневальный удивлённо взглянул на него, потом улыбнулся и отдал честь. Юрка тоже отдал честь. У двери с табличкой «Командир дивизиона» нерешительно остановился. Как ему теперь обращаться к отцу? Называть папой неудобно, на нём теперь воинская форма. Надо так, как учил Шахназаров. А если не получится?

Юрка постучался, услышал: «Войдите!» — толкнул дверь.

В папином кабинете был ещё майор Зотов. Оба — и командир дивизиона и его заместитель,— заметив Юрку, переглянулись. Папа удивился, майор не очень, а он, Юрка, вскинув руку к пилотке и щёлкнув каблуками, как учил Шах, выговорил, отчеканивая каждое слово:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

Оба — и папа и майор Зотов — встали, приняли стойку «смирно», и лица у них теперь были серьёзными.

— Обращайтесь...

— Разрешите с Шахназаровым на почту сходить?

Папа опять взглянул на майора Зотова, спросил:

— Как, по-твоему, Павел Максимович, стоит разрешить?

— Думаю, стоит,— покивал головою майор.— Он теперь в форме, хорошо изучил строевые приёмы. Почему бы не разрешить?

Папа надел фуражку, приложил руку к виску:

— Разрешаю. Идите!

— Есть!— обрадовано козырнул Юрка, звонко щёлкнув каблуками, и выскочил из кабинета.

Не видел, что за ним наблюдали в окошко — и отец и майор Зотов,— не слышал, как подполковник Яскевич спросил заместителя:

— Признавайся, Павел Максимыч, и ты к этому руку приложил?

— Чуть-чуть. Не пропадать же парню от зелёной тоски. Собака, конечно, друг человека, но лучшими друзьями пусть у Юрки будут всё-таки люди...

Этого Юрка не видел и не слышал, он уже шагал за проходной, стараясь идти в ногу с Шахназаровым.

У крайнего из офицерских домиков играли малыши. Вернее, играть они перестали, едва заметили Юрку, и теперь все трое — и Танечка, и «товарищ Петров», и особенно Оля — глазели, ничего не понимая. Но если первые двое просто удивлялись, то Оля, казалось, даже растерялась, испугалась: то ли брат перед ней, то ли чужой мальчик, чем-то напоминающий брата.

Первым пришёл в себя «товарищ Петров». Обтерев испачканные землёй руки о свежую, но уже изрядно замусоленную до подола рубашку (трусики его желтели на цветочной клумбе), он подбежал к Юрке и попытался потрогать его за рукав.

— А ну не трожь!— отстранился тот.— Ещё чего не хватало.

— Зачем ты так?— укорил Юрку Шахназаров, подхватывая малыша на руки.— Ему ведь интересно. Правда, Витя?

Мальчик кивнул и сунул в рот грязный палец.

— Ну и некультурный же ты человечище, товарищ Петров,— возмутился Шахназаров.— Руки не мыты — пальцы в рот суёшь, барышни с тобой играют, а ты без штанов. Непорядок это, большой непорядок. Глянь — девочки какие чистенькие, аккуратненькие. Ну-ка, тащи свои трусы.

Юрка заметил в окошке маму (она тоже глядела на него удивлённо), подбежав, похвастался:

— Смотри, я уже солдат! Мама, подай, пожалуйста, мой портфель, мы с Шахом за почтой идём.

— Это же далеко...

— Подумаешь, далеко. Ничего не далеко.

— Когда вернётесь?

— Управимся и сразу же вернёмся. У нас тут, знаешь, сколько разных дел? Скорее, мама...

И вот уже шагают они — два солдата — сперва лесной дорогой, потом — просёлком. У Шахназарова через плечо кожаная «почтарская» сумка — для газет и журналов, у Юрки в руках портфель — для писем.

Солнце палит вовсю, и в той стороне, куда они идут, деревенские избы, водонапорная башня и даже столбы высоковольтной линии, будто плавают в трепетном сизоватом мареве.

Юрке жарко, но он застёгнут на все пуговицы. По дороге навстречу им или обгоняя то и дело проносятся машины, мотоциклы, и все, кто ни едет, обращают на него, на Юрку, особое внимание. А вон, слева, близ дороги, женщины теребят лён. Одна поглядела из-под ладони, и вот уже глядят все и, ясно, удивляются: такой маленький, а уже солдат. Как тут расстегнёшься? Как тут будешь идти не в ногу с Шахназаровым?

А водонапорная башня и дома посёлка всё ближе, ближе, они уже твёрдо стоят на земле, окружённые садами и огородами; на крайнем от шоссе доме Юрка замечает вывеску: «Почта». К раскрытым настежь окнам подбегают девушки, смеются, машут руками. Юрка немного растерян, но всё-таки ему приятно, что и эти девушки видят его в военном мундире, и, наверное, тоже удивляются: такой маленький, а уже солдат.

Шах, когда они поднимаются по ступенькам, заметно волнуется, вроде бы даже краснеет. Отчего бы это? Но с порога, козырнув, громко выкрикивает:

— Доблестным работникам связи физкульт-привет!

Девушки отвечают ему наперебой, Юрку вроде бы и не замечают.

— Здравствуй, Костенька!

— По тебе тут, может, страдают, а ты где-то...

— Ой, Костенька, кого ты к нам привёл? Какой симпатичненький солдатик!..

Наконец-то!

Две девушки, шмыгнув в дверь, куда-то исчезают, остаётся одна — беленькая, круглощёкая, глаза, ну прямо Олины — синие-синие и как большие пуговицы.

— На гауптвахте сидел, да?— спрашивает она, укладывая в сумку газеты.

— Что ты, Таня! Почему именно — на гауптвахте?

— Целую неделю приходил Байков, а тебя всё нет и нет.

— Зато теперь буду ходить каждый день.