Круговых Петрович - Юрка — сын командира

Вью-у, вью-у, ю-а-а!.. Ю-а-а-а!..

Что такое? Юрке почудилось, будто в вое ветра он слышит своё имя. Остановился, вглядываясь в мутную темень. И вдруг слева вроде бы мигнул огонёк. Потух и опять мигнул.

— Ю-а-а-а!..

— Я здесь!..— захлебываясь от ветра, крикнул Юрка и побежал. Увязая в сугробах, падал, тут же поднимался и снова бежал, крича непрерывно: — Я здесь!.. Тут я...

Огоньков стало больше. Они раскачиваются, описывая дуги.

— Юра, где ты, Юра?!

Первым подбежал к нему «дядя Стёпа».

— Живой, Юрка?!. Товарищ подполковник, он здесь...

Подбегает и папа. Становится перед Юркой на одно колено, молча начинает растирать ему сразу обе руки. А «дядя Стёпа» — лицо.

— М-м, больно...— мычит Юрка.

— Ох, сын,— как-то странно не говорит, а стонет папа,— угораздило же тебя...

— М-м, тьфу! Я же не знал, что с тропки собьюсь...

Огоньков много-много. Подбегает Шахназаров:

— Как же ты так, Юра?— и тут же кричит: — Спасибо, ребята! Выходите на дорогу.

Юрку тоже вывели на дорогу к подъехавшему «газику». Завернули в тулуп, усадили рядом с Шахом. Папа, плюхнувшись на переднее сиденье, снял шапку и вытер ею пот с лица.

Обогнав строй солдат, «газик» помчался к городку.

— Больно?— поинтересовался Шах.

— Пальцам больно, колет, как иголками...

— Терпи, казак, атаманом будешь.— Шах засмеялся и, наклонившись, тихонько спросил: — Ревел? Только честно...

— Честное пионерское, не ревел,— тоже шёпотом ответил Юрка и тут же поправился: — Две слезинки было, но я не ревел. Они как-то сами побежали.

— Значит, настоящим солдатом становишься, Юрка!

— Обидно было: столько ходили...

— Да, брат, опасно ты рискнул.

Папа опять стёр пот с лица и спросил, полуобернувшись:

— Шах, Волков, что мне с ним делать? Может, на сей раз — выпороть?

— Не мешало бы,— буркнул Волков.

Шахназаров, кашлянув, возразил:

— Думаю, можно простить. Не дождался он нас — это плохо, вроде как приказ нарушил. Но ведь он не сдавался! Он держался до последнего — не трусил, не ревел!.. Думаю, товарищ подполковник, пороть всё-таки не надо.

Юрка обнял Шахназарова, прислонился головой к его плечу и... неожиданно заснул.

Так, в тулупе, его и занесли в комнату. Разбудили. Он увидел маму с заплаканными глазами, санинструктора, который насильно заставил его проглотить две какие-то таблетки, а потом стал растирать ему руки и ноги спиртом. Тепло и хорошо стало Юрке, и он снова заснул под натужный вой ветра, который был ему теперь совершенно не страшен.

Назавтра проснулся поздно — разбудила Оля. Она стояла у кровати, страшно озабоченная, и, приговаривая: «Какой больной, ох, горе моё, весь-весь больной...» — прикладывала к его груди игрушечный пластмассовый стетоскоп.

— Олька, уйди!

— И-и-и,— затянула Оля на одной ноте.— Не уйду! Ты, Юра, больной, и я тебя лечу! Дыши глубже! Весь-весь больной, ох, горе моё...

И Юрка уже не смог сопротивляться её капризу: конечно, Оля ещё маленькая, непонимашка, но ведь она не просто играет, она жалеет его, и разве за это можно сердиться?

Он подставил ей правый бок, предложил:

— Послушай ещё здесь. О-о, как хорошо! Мне теперь совсем-совсем не больно.

А всё-таки приятно быть больным! Все тебя навещают, говорят хорошие слова. Заболел и вроде как медаль получил или ещё лучше — орден. И Шах пришёл, и «дядя Стёпа», и Козырев привёл всех своих операторов. А температура-то — ерунда, всего-навсего тридцать восемь и три. Нет, приятно всё-таки, когда тебе все говорят: «Юра, поправляйся! Не поддавайся болезни, будь она неладна». Уходят, а ты лежишь. Вялый весь, изломанный, а на душе приятно, ты вроде как герой!

— Ещё две таблетки,— строго сказал санинструктор,— и никаких гвоздей!

Пожалуйста! Подумаешь...

Бросает в пот. И спать хочется. Спать так спать. Мама всё подходит, всё поправляет одеяло и прикладывает руку ко лбу.

— Спи, сынок, спи...

— Я сплю, мама.

Откуда-то издалека — глухая автоматная очередь. Наверное, папа и мама смотрят передачу по телеку, а там опять что-нибудь про войну. Юрка вновь просыпается.

В спальне — тихо. Темно во всём доме. А где-то, похоже на огневой, гремят выстрелы, лают собаки.

Резко, требовательно звонит телефон.

— Слушаю,— сонно роняет в трубку папа, потом громко, встревожено: — Что?— и, включив настольную лампу, поспешно одевается, стучит сапогами у порога.

— Что случилось, Лёша?— встревожено спросила мама.

— Потом, потом... бегу!..

Мама вздохнула, прилегла, но свет выключать не стала.

Юрка на цыпочках прокрался к двери спальни,— настенные часы показывали половину седьмого. Что же случилось там, на огневой?

От проходной с рёвом промчалась мимо офицерских домиков машина. Прильнув лицом к стеклу, Юрка успел заметить — санитарный автобус. Немного погодя из ворот выехал грузовик старшины. В кузове во весь рост стоял «дядя Стёпа».

Из спальни вышла мама, спросила:

— А ты почему не спишь?

— Я пойду туда... Я на немножко...

— Больной? Только тебя там и не хватало. Ложись. Ночь-полночь — бежишь... Тоже мне — солдат... Спи!..

Не спалось Юрке. Часы пробили семь, половину восьмого.

Опять послышался шум мотора. На этот раз две машины шли на огневую — «газики», как у папы.

Нет, сидеть и ждать Юрка больше не мог: в городке случилось что-то серьёзное. Одевшись, опять тихонько прокрался к двери в спальню. Олю, конечно, из пушки сейчас не разбудишь, а мама прилегла не раздеваясь. Сон у неё чуткий... Хоть бы не скрипнула дверь...

Не скрипнула!

На этот раз дальше проходной его не пустили.

— Побудь, Юра, пока у нас,— предложил сержант Воронин, ведя его в караульное помещение.

— Почему?

— В казарме начальства полно...

— А почему у тебя рука перевязана?

— Ерунда. Царапина.

— А кто тут стрелял?

— Пришлось пострелять. Забрался к нам один тип, ну, в общем, сфотографировать решил...

— Шпион, да? Его поймали?

— Не ушёл! Только вот... Шах ранен...

Юрка стремглав кинулся к двери.

— Вернись, Юра! Шаха нету, его в больницу увезли. И Рекса отправили в лечебницу.

Юрка присел на свободный топчан. Вот, оказывается, что здесь случилось: Шаху пришлось один на один бороться с врагом, а он, Юрка, в это время спал. Спокойно спал, когда его другу так нужна была помощь...

— Ведут!— сказал часовой, выглядывая в дверь.

Юрка выбежал на плац. Уже совсем рассвело, и потому лампочки на столбах вдоль плаца, казалось, стали гореть тусклее.

С крыльца казармы в сопровождении двух сержантов с автоматами сошёл высокий сутулый мужчина в низко надвинутой на глаза шапке. Сержанты толкнули его в один из «газиков». К другому, разговаривая между собой, приближалась группа офицеров. Кроме подполковника Волошина, никого из них Юрка не знал.