Тревожная служба

Вот так началось строительство барака, а вместе с ним и моя пограничная служба. В первый же день службы я отправился в лес, и в первый же день пролилась моя кровь!

С топорами на плечах мы двинулись в путь, вошли в зеленый лес. Работа была несложной: нужно было очистить стволы срубленных деревьев от ветвей и сучьев.

Честно сказать, дело это было мне чертовски не с руки. Я был молод и, наверно, чересчур самоуверен. Я считал, например, что могу сотворить вполне съедобный суп даже из телячьих зубов. Но это было по моей части. А вот уж что правда, то правда: управляться с топором мне оказалось гораздо труднее, в этом деле опыта у меня не было. Чтобы не отстать от товарищей, я начал лихо стучать топором. Три удара — три промаха, а четвертый попал в цель, да только совсем не туда, куда следовало бы. Четвертый удар — и лезвие топора на полсантиметра укоротило большой палец на моей левой руке. Брызнула кровь, и, как потом не без злорадства рассказывал каждому новичку горе-повар Эрвин Леман, мой предшественник на кухне, крови вытекло не меньше, чем при разделке здоровенного вола. А ему, мол, можно верить, ведь он дипломированный мясник.

К счастью, у кого-то оказался индивидуальный перевязочный пакет, и мне быстро оказали первую помощь.

А товарищи аккуратно выпилили из ствола, который я так талантливо пытался обработать, доску с пометкой от удара топором и прибили ее в бараке над окном кухни...»

Цайлерт ладонью вытер пот со лба. Цепочка молодых парней тянулась вверх по лестнице на самый последний этаж. Цайлерту хотелось опереться о перила лестницы, но люди в форменной одежде, сновавшие вниз и вверх, могли бы упрекнуть его за это.

Конечно, упрекнул бы не каждый. Например, вон тот богатырь сам иногда устало прислонялся к перилам и задумчиво смотрел на стертые ступени лестницы. Или вон тот парень с физиономией киногероя, губы которого то и дело шевелились, будто он распевал про себя душещипательный романс.

Внимание Цайлерта привлек еще один военнослужащий с широкой повязкой на голове. Лицо этого парня казалось усталым. «Этот, наверное, будет покрикивать, попади я под его начало», — предположил Цайлерт и представил себе парня с забинтованной головой этаким ухарем. Цайлерт даже подумал, что тот, наверное, получил ранение в пьяной драке. «А ну-ка, сними повязку, — злорадно ухмыльнулся про себя Цайлерт, — и покажи нам, какой шрам оставила пивная бутылка, стукнувшая по твоей пьяной голове. — Но тут же оборвал себя: — Что за глупость! Я слишком далеко зашел... Никто, конечно, не сделал бы мне замечания, если б я оперся на перила». Но он ни в коем случае не хотел, чтобы его в чем-то упрекнули. Как говаривал его отец: «Достаточно лишь раз упасть в глазах общества, чтобы потом всегда иметь неприятности!» Впрочем, уже не было необходимости опираться на перила: он очутился на верхнем этаже.

— Теперь вы солдат, — произнес кто-то.

— Да, — ответил Цайлерт.

Военнослужащий с перевязанной головой заметил:

— Нужно отвечать «Так точно, товарищ унтер-офицер».

Цайлерт хотел сострить по этому поводу, но лишь молча кивнул: ведь он находился на службе.

На Цайлерта градом посыпались предметы снаряжения, некоторые из них оказались неимоверно тяжелыми. Тут же ему протянули список, вернее, не список, а целую книгу, где ему предстояло расписаться. Он в спешке нацарапал в многочисленных графах корявую букву «Ц» с причудливо изогнутым росчерком.

Теперь перед ним встала проблема транспортировки всего полученного имущества. Цайлерт, недолго думая, надел на себя все, что можно было надеть, натянул шинель, на ремень нацепил самые разные предметы, которые бог знает как назывались и для чего предназначались, и туго подпоясался. Остаток снаряжения — все, что не уместилось на нем, — пришлось взять в обе руки. Этот маскарад развеселил Цайлерта, и он улыбнулся.

Громко топая, он сбежал вниз но лестнице и с облегчением заметил, что очередь исчезла. Он вытер пот со лба и успокоился. На втором этаже «крепости» (так называли казарму унтер-офицеры) Цайлерт пересек длинный вестибюль, вошел в спальное помещение и бросил весь свой груз в угловой узкий шкаф. Затем сел на койку, под которой стоял его чемодан. Когда с верхнего этажа вернулись все обитатели этой комнаты, Цайлерт крикнул, четко разделяя слога, как будто выступал на митинге:

— Това-ри-щи! — И привлек к себе внимание, — Итак, товарищи солдаты!.. — Цайлерт сделал паузу и продолжал: — Впрочем, мы еще не познакомились друг с другом. Меня зовут Вернер Цайлерт. Обидных прозвищ и ласкательных имен не имею, но это ничего не значит: вы можете исправить это упущение.

Солдаты заулыбались и назвали свои фамилии.

— Вот и представились друг другу, — сказал кто-то.

И все же, хотя парни и развеселились немного, настроение у них вовсе не было праздничным от того, что они перешагнули порог казармы.

Потом слово взял маленький слесарь-инструментальщик. У него была на редкость странная фамилия. Услышав ее, многие прыскали в кулак. Да, далеко не каждый мог похвастаться фамилией Хюндхен [9] Хюндхен — собачка (нем.). — Прим. ред. . Однако Хюндхен, видимо, умел произвести впечатление на публику.

— Люди, — сказал он, и это была потрясающая новость, — унтер-офицер с перевязанной головой будет нашим начальником. Это точно.

Цайлерта это почему-то испугало, а почему — он и сам толком не мог бы объяснить. «Надо же, именно тот самый, — подумал он. — Но ничего, я полажу со своим командиром отделения, найду к нему подход...»

И все же что-то не давало покоя Цайлерту. В памяти всплывало чье-то лицо. Он нервно почесал затылок. Не может быть! Но нет, он не ошибся. Унтер-офицер с повязкой на голове был похож на его старого школьного товарища. Они учились тогда в седьмом классе. Мать этого мальчика ушла от мужа, который превратил ее жизнь в ад, и переехала с сыном в город. Паренек после этого лишь один раз появлялся в деревне. Это было время сбора вишни. Он до отказа набил себе брюхо вишнями и вернулся в город. А спустя полгода отец паренька рассказывал, будто этот паршивец удрал на Запад, перелез через проволочные заграждения и удрал. Там, у реки Верра. Некоторые не верили отцу, но, что произошло на самом деле, никто толком не знал.

Нет, Цайлерт не ошибся. Это — Ларендт, Ларендт из Мюленталя.

Солдаты из комнаты два-ноль-два распихали горы предметов одежды и снаряжения по шкафам и тумбочкам и теперь копались в них, безуспешно стараясь навести порядок, хоть мало-мальски похожий на военный.

Никто не заметил, как появился командир отделения. Остановившись в дверях, он рассматривал своих солдат. Цайлерт, случайно обернувшись, заметил ослепительно белую повязку и тихо прошептал: