Тревожная служба

— Внимание!

Унтер-офицер поздоровался с новичками.

— Можно сказать, вы дали мне повод похвалить вас, — услышал Цайлерт и понял, что эти слова, сказанные с легкой иронией, относятся к нему. — Только «Внимание!» нужно говорить громко, когда старший начальник входит в комнату. Так требует устав. И вы это, можно сказать, уже хорошо знаете. Военная наука не такая уж сложная, как кажется.

«Смотри, как он себя держит. Тоже мне начальство», — неприязненно подумал Цайлерт.

А унтер-офицер, слегка улыбнувшись, сказал:

— Я был у врача, и мне пришлось попросить другого товарища позаботиться о вас. — Затем вышел на середину комнаты и произнес: — А теперь представляюсь вам официально. Я назначен командиром вашего отделения. Моя фамилия Ларендт.

И, как бы извиняясь за опоздание, хотя и по уважительной причине, унтер-офицер объявил, что сейчас наглядно покажет, как нужно укладывать в шкафу снаряжение и одежду, и выбрал для этого шкафчик Хюндхена.

«Подумать только, Ларендт — мой начальник! — размышлял Цайлерт. — Теперь я пропал. Мне такое и в голову не могло прийти».

Вечером Цайлерт узнал, где комната командира отделения. Прежде чем отправиться к нему, Цайлерт еще раз подумал, правильное ли решение он принял. Нет, все правильно, сомнений быть не может.

Ларендт писал. Он закончил предложение, поставил точку и взглянул на вошедшего. Цайлерт тихо произнес:

— Лари!

В наступившей тишине стало слышно, как тикают стенные часы. Через открытое окно со двора доносились слова команды.

— Вернер! Ты?! — вскричал Ларендт. — Где только были мои глаза сегодня? Какой я глупец! Как я рад, что мы встретились! А ты? Правильно говорят: мир тесен! А как жизнь в нашем маленьком родном городке Мюлентале? Помнишь время сбора вишни? Я мечтаю побывать как-нибудь там. Люблю, когда вишневые деревья усыпаны ягодами!

— Мне хотелось бы поговорить с унтер-офицером Ларендтом, и только с ним, — сухо сказал Цайлерт. — Я хотел доложить, что прошу перевести меня в другое отделение. Я слышал, что это разрешают.

— Ты что, серьезно? — удивился Ларендт.

— Да. И пойми меня, пожалуйста, правильно.

— Я тебя совершенно не понимаю, — ответил Ларендт. — Послушай, старик... — начал он снова и вдруг замолчал. И опять стало слышно, как тикают стенные часы. Через открытые окна доносились слова команд «Смир-но-о!», «Кру-гом!».

Цайлерт повернулся и вышел из комнаты. Колени у него слегка дрожали. Прислонившись к стене, он постоял немного, а потом бросился богом в свою комнату. «Это не делает тебе чести, — упрекал он себя. — Ведь дома в ящике твоего письменного стола лежит тетрадь для сочинений ученика двенадцатого «Б» класса Вернера Цайлерта. И в ней есть фраза, жирно подчеркнутая карандашом учителя словесности: «Жить — это значит преодолевать трудности, никогда не избегать их, никогда не отступать перед ними». А на полях примечание учителя: «Очень правильно!» Эту фразу учитель прочитал вслух всему классу я сказал: «Цайлерт, вы идете правильным путем. Желаю вам удачи!..»

Случай с Ларендтом, как самокритично констатировал Цайлерт, отнюдь не укладывался в эту схему.

В тот же вечер — гораздо быстрее, чем рассчитывал Цайлерт, — его перевели из отделения Ларендта. Вместе с ним был переведен и Хюндхен. Им обоим предписывалось пройти курс специального обучения. Они оказались в отделении того самого богатыря, на которого Цайлерт обратил внимание на лестнице. Командира отделения звали Вомме, он производил впечатление добродушного человека.

— Добрый вечер, бойцы! — обратился он к ним. Его грубый голос звучал грозно, но Вомме действительно был добродушным и спокойным человеком, как и многие сильные люди. — Итак, вы прибыли из отделения этого парня в белом тюрбане. Бог мой, из-за марли, которой обмотана его башка, никакая фуражка не налезает ему на голову. Конечно, над этим грех шутить, как всегда говаривала моя бабушка, но бывают случаи... Вот ваша комната, а это — ваши койки. Познакомьтесь с другими солдатами.

— Все это очень интересно, — сказал Цайлерт. — А что случилось с Ларендтом? Вы ведь знаете. Расскажите нам, пожалуйста!

— Нет, нет, — ответил Вомме, — я ничего не знаю, ничего об этом не ведаю. Я знаю только, что до недавнего времени он служил на границе командиром отделения и только на прошлой неделе его перевели в наше учебное подразделение. Он явился к нам уже в белом тюрбане.

Цайлерт подошел к окну и впервые взглянул на город сверху. Все города в ночное время казались ему прекрасными. И он был рад, что казарма располагалась в этой части «крепости»: отсюда открывался чудесный вид.

«Может, — подумал Цайлерт, — мне и не стоило говорить с Ларендтом. Судя по всему, решение о моем переводе было принято еще до моего разговора с ним. Меня, видимо, с самого начала определили в отделение Вомме. Если б я не пошел к Ларендту, сейчас бы меня не мучала совесть, что я отступил перед трудностями, заранее капитулировал перед ними. И мне не пришлось бы упрекать себя в нетактичности по отношению к Лари...»

На следующий день, явившись с обеда, Хюндхен принес новость:

— Я слышал, будто твой Лари скоро уезжает в отпуск. Получил его за особые заслуги!

— Отпуск? — переспросил Цайлерт. — «За особые заслуги»? — И рассмеялся: — Отпуск за особые заслуги! Это интересно... — Он смеялся громким, деланным смехом. — Хюндхен! Ты молодец! Отпуск за особые заслуги! Ну что ж, можно и так назвать.

После обеда был назначен смотр.

— Начистите как следует сапоги и соскоблите ваши хилые усы! — приказал Вомме. — Иначе вы не понравитесь командиру полка, а он хочет убедиться, что вы выглядите как солдаты.

Все послушались совета и были уверены в том, что подполковник ни в чем не сможет их упрекнуть. Но на смотре все оказалось иначе, чем они ожидали. Подполковник принял рапорт командира роты, поздоровался с личным составом и затем скомандовал:

— Унтер-офицер Ларендт! Три шага вперед!

Цайлерт обернулся и прошептал:

— Что-то будет... — А потом громко выдохнул: — Сейчас.

Хюндхен, стоявший впереди него, тем же тоном повторил:

— Сейчас.

Ларендт вышел из строя и четко сделал три шага. Подошвы его сапог громко простучали по асфальту. Вся его фигура раскачивалась в такт шагам, и фуражка, неплотно сидевшая на голове из-за толстой марлевой повязки, готова была вот-вот слететь.

Командир полка стал говорить о классовой борьбе но ту сторону границы, о том, что с радостью выражает благодарность перед всем строем пограничнику, который показал себя в этой борьбе с самой лучшей стороны.

— От лица службы благодарю унтер-офицера Ларендта и приказываю занести его в Книгу почета нашей части. Разрешаю ему пять суток внеочередного отпуска за особые заслуги.