Тревожная служба

— Шестьсот двадцать четвертый, оставайтесь на месте, — последовало указание диспетчера Шенефельда.

Секунды казались вечностью. Фрей то и дело посматривал на Стефи. Врач не проронил ни слова, но взгляд его говорил, что необходимо немедленно лететь дальше.

— Говорит приводная Шенефельд. Вертолет шестьсот двадцать четыре, вам разрешается дальнейший полет. Облачность восемьдесят — сто метров. Будьте осторожны!

— Вас понял, — ответил капитан и поднял машину в воздух. Теперь нужно собрать всю свою выдержку и умение, чтобы преодолеть последний, наиболее сложный отрезок пути.

На высоте 50 метров пилот сделал разворот над аэродромом. Обрывки облаков опускались до 60 метров, и дальнейший подъем был практически невозможен. Бухгейм лег на курс, взяв в качестве ориентира линию железной дороги.

Пролетели Шеневайде, Карлсхорст, Осткройц, и вскоре перед ними всплыла телебашня, вершина которой скрывалась в облаках. Определив по дыму труб направление ветра и рассчитав приземление, Бухгейм на бреющем полете пролетел площадь Маркса — Энгельса и мастерски произвел посадку. Не успел еще остановиться винт, как к вертолету подъехала машина «скорой помощи».

На прощание крепкое рукопожатие врача, горячая благодарность экипажу за самоотверженный полет, и через минуту машина уже исчезла из виду. Берлинцы, видевшие мчавшуюся по улицам города «скорую помощь», и не подозревали, что она везет больного, доставленного приземлившимся на центральной площади вертолетом. А Ми-4 в это самое время уже набирал высоту, взяв курс на свой аэродром.

По пути летчикам пришлось еще раз приземлиться для дозаправки на одном из промежуточных аэродромов.

Завершив полет, капитан Бухгейм доложил оперативному дежурному:

— Товарищ майор! Задание выполнено, происшествий нет. Общее время полета с шестью посадками — пять часов тридцать минут.

Майор Вагнер, приняв рапорт, сообщил о выполнении полета командованию отряда.

Экипаж отправился ужинать. Весь вечер все трое думали о Стефи. Их не тянуло ни к разговорам, ни к журналам, ни к игре в скат, чем они обычно занимались в свободное время. Но когда началась вечерняя телепередача, внимание всех привлекло сообщение последних известий. Им было приятно, когда диктор объявил, что сегодня, в Международный день детей, летчики ВВС Национальной народной армии ГДР спасли жизнь семилетней школьнице Стефи Цойнерт, пострадавшей при дорожной катастрофе, доставив ее на вертолете в клинику Берлина.

Уставшие за день летчики решили прилечь отдохнуть, благо никаких распоряжений не поступало. Однако в двадцать три часа капитан Бухгейм и его товарищи были разбужены воем сирены. Подразделение поднялось по тревоге. Учебная или боевая? Сейчас это не имело значения. Они должны были вовремя прибыть на место и доложить о готовности к вылету. Экипаж Бухгейма оказался в числе первых, перекрыв все нормативы, чем подтвердил высокую боевую готовность всего подразделения и заслужил одобрение начальства.

После отбоя тревоги и нескольких часов сна экипаж Ми-4 № 624 сменился с дежурства. Бухгейм и его коллеги получили сутки заслуженного отдыха.

— Как дети? Как провели вчерашний день? Что нового? — засыпал жену вопросами Бухгейм, едва переступив порог своего дома.

Обрадованная его приходом, жена подробно рассказывала обо всем, и, когда в свою очередь поинтересовалась, как у него дела на службе, он ответил, как обычно:

— Летели на задание, все в порядке.

А спустя несколько месяцев, 7 октября, в День Республики, экипаж вертолета Ми-4 № 624 как лучший был награжден министром национальной обороны медалью «За заслуги перед Национальной народной армией».

...Прошло два года, много перемен произошло с тех пор, и случай с девочкой постепенно забылся. Но вот однажды — это было 1 марта — случилось то, что вновь всколыхнуло в памяти летчиков события того давнего дня.

Около десяти часов утра к служебному зданию, где находились летчики, подъехал «вартбург». Из него вышла девочка лет десяти, держа в руках три огромных букета. Взбежав по лестнице, она спросила у дежурного офицера майора Бухгейма, капитана Герольда и штабс-фельдфебеля Фрея.

И вот уже слышен ее взволнованный голос:

— Дорогие товарищи! Меня зовут Стефи Цойнерт. Помните? Вы спасли мне жизнь. Я от всего сердца благодарю вас и сегодня, в День Национальной народной армии, хочу пожелать вам всего самого хорошего!

В эти минуты слезы появились на глазах не только у Стефи...

Порывистый юго-западный ветер становился все сильнее и гнал тяжелые дождевые облака через Балтику к финским берегам. С трудом преодолевая его, карабкался по волнам тральщик военно-морских сил ГДР. Вода с шумом перекатывалась через носовую часть, брызги долетали до самого мостика.

Сквозь стену дождя едва виднелись еще два тральщика. Корабли возвращались после визита дружбы в Таллин.

Ни осенняя непогода, ни проливной дождь, сопровождавший моряков на протяжении всего рейса, не могли снизить их боевого духа и отличного настроения. У всех еще были свежи в памяти впечатления о днях, проведенных в Таллине, гостеприимстве и радушии советских военных моряков. Особенно запомнились последние минуты перед уходом кораблей на родину. Толпы таллинцев на пирсе, дружеские улыбки, рукопожатия...

Полночь. Дождь почти перестал. Изредка сквозь обрывки облаков, стремительно несущихся по небу, проглядывала луна. К утру должен был показаться маяк Варнемюнде и краны верфи Варнов.

На «Притцвалке», шедшем вторым в кильватерной колонне, его командир обер-лейтенант Штерн сменил на мостике своего заместителя. Вместе с командиром на вахту заступил старший рулевой Ганс Ламберт. Товарищи называли его Ламме за явную склонность хорошо поесть и выпить, чем он напоминал Ламме Гудзака — верного спутника знаменитого Тиля Уленшпигеля. Ламберт не обижался на это прозвище, однако, когда он был на посту, называть его так не могли даже самые близкие друзья. Во время вахты он был для всех старшим рулевым или секретарем партийной организации на корабле.

Так же как и все, Ламберт был полон впечатлений от дружеского визита. Ему хотелось поделиться ими с кем-нибудь. Но здесь, на мостике, разговоры, не относящиеся непосредственно к делу, были нежелательными. Не положено было даже думать о таких посторонних вещах, как Таллин или Варнемюнде.

А в это же самое время, когда обер-лейтенант Штерн и старший рулевой Ламберт на мостике «Притцвалка» стояли на так называемой «собачьей вахте», на фрахтере «Анна Лунд», который шел из Глазго в финский порт Турку с грузом угля и машин, первый офицер Ханконен, пожелав спокойной ночи своему капитану старому Вергеланду, занял его место на мостике.