Елена Усачева - Закон популярности

Андрюха тяжело вздохнул, роняя лицо в ладони.

До чего все надоело. Школа, уроки, крики… Все только рады, что он оступился. Раньше стаями вокруг ходили, как что нужно было – бежали, просили о помощи. А теперь ни души, как вымерли. Похихикали, развлеклись и в кусты. И первая Рязанкина. Как она прыгала вокруг него, как в глаза заглядывала, как была готова идти за ним, куда угодно. Где она сейчас? Почувствовала, что запахло паленым, сразу дала деру.

У… дура! Дура и предательница! Дрянь! Грязная дрянь! Поменяла его на Гребня. А этот лизоблюд и рад. Все они такие – гады, обыкновенные гады и изменники, ударить могут только упавшего, никогда не встанут против сильного противника.

Проснувшаяся злость заставила Андрюху выпрямиться. Для этого пришлось вылезти из своего угла. Его деятельная натура требовала движения. Надо было что-то делать. Ему вдруг показалось, что еще не все потеряно. Надо поразить всех, и они вспомнят, что такое Андрюха Васильев.

Генку Сидорова он заметил не сразу. Тот пристроился на подоконнике за огромным цветком фикуса, и в своих грязно-зеленых штанах и свитере был почти неразличим за растением. Если бы Сидоров не отстукивал по батарее слышимый только ему ритм, Васильев прошел бы мимо.

– А ты чего не на русском? – пролез он сквозь зеленые заросли.

– Да ну, – отмахнулся Генка, вынимая из уха наушник. – Какая разница, как зарабатывать двойки? На уроке или вне его. Она меня по-любому хочет опустить до трояка. А я – что? Я ей мешать не хочу. Желание женщины – закон!

Долгую секунду Андрюха с изумлением изучал лицо одноклассника и до щенячьего визга завидовал ему. Быть спокойным в такой идиотской ситуации – это был высший пилотаж.

– Генка, а почему ты не посылаешь всех на фиг? Зачем тебе эта бодяга? Ты же вундеркинд! Можешь сдать всю эту школу за полдня и гулять, куда захочешь!

– Я никуда не хочу, – весело прищурился Сидоров. – Мне и здесь нравится.

– А как же учителя?

– А что учителя? У них своя работа, у меня своя. Им надо выжить, чтобы с работы не уволили. А мне куда спешить?

Андрюха смотрел, как Генка легко сыпал словами, и тихо офигевал. Для Сидорова все было просто и понятно, он не мучился, не страдал, не бился головой об стенку. Один Васильев носил весь ворох проблем у себя на плечах и уже никак не мог разогнуться.

– Сидорыч, – слова из Васильева выходили с трудом. – А вот когда тебя в другой класс перевели, ты что делал?

– Ничего, – лениво дернул плечом Генка. – Ждал, когда все само разрешится.

– А так бывает? – скривился Андрюха.

– Так есть, – хмыкнул Сидоров, поднимая руку с наушником.

Васильев оглянулся на пустой коридор. Школа была непривычно умиротворенной, словно не происходили каждую минуту внутри ее маленькие трагедии и большие драмы. Словно каждую минуту здесь не умирали и не возрождались вновь.

До конца дня никто Васильева не трогал. Алевтина как сквозь землю повалилась. Червякова видно не было. Школа словно решила забыть о таком небольшом и незначительном инциденте, как срыв урока и уничтожение результатов теста.

Вероятно, любой другой на месте Васильева облегченно вздохнул бы и попытался поскорее забыть о случившемся. Ведь внешне ничего не изменилось – Андрюха как сидел, так и сидел за своей первой партой, так же ему прощались шуточки и комментарии, так же класс взрывался хохотом от каждой его реплики, так же согласно кивал головой Когтев и показывал большой палец на руке Волков. Все так же, но что-то было не то. Словно этот дурацкий тест сломал Васильева, и он стал замечать то, на что никогда не обращал внимания.

Пристальные взгляды Курбаленко, ее навязчивое желание оказаться рядом с ним. Перешептывания девчонок. Смешки парней. Молчаливый Сидоров, который все понимал, но ничего не хотел делать.

– Маканина, вот что ты на меня уставилась? – взорвался он наконец. – Тебе что, смотреть больше не на что?

– Тише, тише, – постучала по столу биологичка Нинель Михайловна.

– Нет, ну, чего она? – крутанулся на своем месте Андрюха. – Сказать чего хочешь? Говори! Чего вы все глазами лупаете? – вскочил он. – Чего зырите? Когтев, будешь ржать, в лоб дам!

– А чего сразу я? – заканючил Стас. – Ты говоришь, мне смешно.

– А ты думаешь, я все шучу? – накручивал Васильев.

Нет, сидеть и ждать, пока все само разрешится, он не мог. Надо было что-то делать прямо сейчас.

– Васильев, я тебе не мешаю? – Учительница медленно положила указку и повернулась к классу.

– Мешаете! – рубанул с разворота Андрюха. – Вы мне здесь все мешаете.

Класс испуганно притих.

– Придурок, – прошелестело над головами.

– Ой, Нинель Михайловна, вы его не слушайте, – подскочила сердобольная Смолова. – Он вообще последнее время какой-то…

– Какой? – сжал кулаки Андрюха. – Ты на себя посмотри! Юродивая!

Поняв, что Васильев скоро не успокоится, биологичка отошла к столу и начала не спеша перелистывать журнал.

– Ну ты, это… – буркнул Когтев. – Сел бы.

– И не отсвечивал, – мрачно добавил Волков.

– Ничего! – прошептал Андрюха, бросая тяжелый взгляд на класс. – Я вам скоро так отсвечу… Зажмуритесь. – И он полез под парту за рюкзаком.

– Ой, не надо! – непонятно чего испугалась Смолова.

– Да пошли вы! – Рюкзак зацепился за ножку и вылезать из-под парты отказывался. Васильев раздраженно дергал его наверх, отчего подскакивал и его стол, и стол учителя. – Шута из меня сделать хотите? Не получится! За шутками теперь к Червякову ходите!

Нинель Михайловна терпеливо ждала, пока весь этот грохот закончится.

– Андрей, давай помогу! – кинулась к нему Курбаленко.

– Отвали!

Рюкзак взлетел вверх. Запрыгал по полу опрокинутый стул.

– Нинель Михайловна, – жалобно скривилась Смолова.

Биологичка быстро подняла на нее глаза и снова опустила их в журнал.

Оглушенный грохотом, Васильев словно проснулся и с тревогой глянул на учительницу, но какой-то чертик, сидящий внутри его, не дал ему успокоиться.

– Ну, чего? – нагло ухмыльнулся он. – Дневник на стол и с родителями к директору? А у меня нет дневника! И мать никуда не пойдет.

– У вас последний урок? – посмотрела мимо Васильева на класс Нинель Михайловна и, заметив быстрые испуганные кивки, добавила, глядя уже поверх голов: – Андрей, иди домой.

Не ожидавший этого Васильев открыл рот, спохватился, судорожно сглотнул и вдруг оголил зубы в злой ухмылке.

– Да пожалуйста, – фыркнул он, вскидывая рюкзак на плечо. – Пойду Рязанкину проведаю. Ей от вас привет передать?

– Выпей дома горячего чая, и все пройдет, – перебила его Нинель Михайловна и стала вешать таблицу с примером естественного отбора.