Ноэми Норд - Закон популярности. Критика, обзоры, публицистика

© Ноэми Норд, 2020

ISBN 978-5-4493-7600-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Простота божественного Сферуса.

Непознанные лабиринты сознания.

Что там, в конце долгого пути длиною в жизнь, ценою в вечную молодость?

«Зеркала так же отвратительны, как деторождение, ибо умножают количество людей».

Зеркальный двойник наказан за грехи, у него косой шрам по лицу, за спиной – лабиринт интриг и предательств. Он грешник последнего круга, отражение тайного зла, он презирается последним преступником из преступников, дикарем из дикарей. В нем тайный ад, распад невидимой души.

Вся молодость и зрелость, весь опыт – отданы тому, чтобы в конце Лабиринта прийти к себе, единственному и возненавидеть свое отражение.

Борхес, главный энциклопедист планеты, библиотекарь, хранящий мудрость грядущего, устал поучать бездарных создателей книг – как творить сюжеты. Секунда агонии вместит в себя век кропотливого бумагомарания и поиска структур. Предсмертный страх превращен в волнующий смерч вдохновения.

Каждый пишет Антикнигу. Потому что Книга написана давно. Вся жизнь – ничто в сравнении с удачей найти последнее слово. И даже литературный неудачник получает за скудные строки такие дозы эндорфинов, какие не снятся иному наркоману.

На пути к себе и горький пьяница, нашедший себя в отражении граненого стакана, и наркоман, познавший бунт отравленной крови. И только болотная жаба, разглядев свой возлюбленный лик в мутной луже, не ужаснется краткости бытия.

Хитросплетения искусственного жанра должны соответствовать запросам мира вымирающей природы. Витиеватые узоры интриг не сложнее хромосомных лабиринтов протея или крапивы у дороги. Непостижима и величественна формула их генетического прогресса.

Техническая простота каждого гена: познав мир, превратить конец в начало, а начало – в новый путь.

Неудержима жажда заглянуть в конец лабиринта. Но ангел на Земле приговорен к посмертному соитию с самой ничтожной тварью, к никчемности жестов и слов. Жизнь – безысходность на грани помешательства от голода и ран.

Но разве высшие, непознанные и недоступные, не те, кто опустились ниже каждого, чье бессмертие доведено до уровня камня у дороги, который тоже сосредоточенно задумался, застыв навеки в сиянии своих никому не видимых кристаллов?

Замкнутый путь Лабиринта, бесконечное множество колец, составляющих сферу, и есть бессмертное божество.

Бог – сферический каталог ментального опыта Вселенной прост, как конструкция элементарного, как точка в конце Антикниги.

Иуда – главная тайна Апокалипсиса.

И где найти Борхеса, зародившего сомнения в толпах, преклонивших колени? Не на последнем ли вираже ада?

Поиск Антикниги в каждой из книг, поиск писания в Антиписании, Торы в Антиторе. Себя в Антисебе. И наоборот.

Устами Борхеса дается шанс Иуде.

Простить, чтобы навсегда забыть?

Мы прощены. Но по-настоящему любимым не прощают.

Мы потеряли своего Сферуса. Лабиринты космоса, ведущие к нему, завели в тупик, к зеркальным руинам прекрасного, к вечности абсолютного нуля, к тишине вселенских библиотек.

В конце тупика – лишь осколки бессмертного учителя.

«Посмотри на себя!» – его последний приказ.

«Сами теперь», – последняя просьба.

Она при жизни ушла от нас, цивилизации шумных спорщиков. Стала добровольной затворницей и таинственным призраком.

«Некто в белом», – так о ней отзывались. Печальный ангел, светлое дуновение, призрак, бродящий среди книжных стеллажей, затворница пасмурной комнаты, у которой подруга одна – «плешивая Смерть».

Такой представляется Эмили нам, лишенным тайн одиночества, верных спутников гениальности. Она заблудилась среди книг, не смогла выбраться из леса бумажных страниц, ее тело зыбко просвечивало из мира иного измерения, скрытого от подозрительных глаз почтальона и кухарки.

Он давно был создан, мир шепота и теней. Его начал лепить Орфей, в нем страдали Овидий и Гомер, в нем Шелли плакал среди разрушенных замков. Там и сейчас не просто: палачи дробят кости, корсары кричат: «Вперед!»

Но больше всего в нем непонимания.

Кем была она?

Живым полнокровным созданием, или эфирной тенью, застрявшей в мире людей?

Эмили – еще один потерянный человечеством мессия. Адресат ее строк не ты и не я, но то, что в каждом из нас – отчаянье не сдаваться.

Особый ритм, словесная скупость, запредельная сжатость мысли, – не скудоумие, а созвучие с исчезновением вечного и сиюминутного.

Естество модуляций человеческого голоса не камерный тремор нежных нот в старинном инструменте, – живая, смертоносная гроза над садами и горловыми переливами птах.

Озвучивание мысли – задача, посильная только для мессий. Сдирание кожи – до сути, до яростного сопротивления злу – тоска по свежему голосу в ангельской литературной сваре.

Рукой Эмили водил Изгнанник:

Ангел Эмили – свободная стихия страдать и ненавидеть.

Ее ненависть: «Дыба не сломит меня…»

Ее страсть: «Душа моя вольна…»

Надуманный мираж отчаяния? – Опыт изгоя, непонятого, оболганного и растерзанного толпой.

У настоящей поэзии нет оболочек, она обнаженная душа, границы которой не конкретный город, сад или планета. Душа глобальна, как дыхание. А граница дыхания – вся Галактика.

Нам не писал Иисус. До нас не дошло образцов его почерка. Но каждое послание Эмили в наш век – расширение Евангелия до крайних сфер космоса, до бесконечных недр нейтрино.

Жизнь – вечная жажда:

Но это не» Пожалейте», а: " П о ж е л а й т е!»

Эмили – над кляузным миром поэтов. Их суетные скачки каждого на каждом своем пегасике не для нее. Она сама уже не поэт в том смысле, что и бесчисленное множество других, – она вечный, свободный светлый дух.

Библейская мудрость, как завещание грядущим поколениям, понимается буквально: