Елена Усачева - Не время для шуток

– А я-то тут при чем? – искренне возмутилась Маканина, падая на стул. Она ни секунды не считала себя в чем-то виноватой. Это все шуточки Васильева, это все происки Курбаленко!

– Если они себя так повели, значит, ты позволила им это сделать! – Отец, как всегда, был немногословен.

Ложечка звякнула о стенки кружки. Олеся завороженно смотрела на тонкие пальцы отца. Вот он перестал размешивать сахар и придвинул Маканиной вторую кружку. Олеся обхватила ее горячие бока ладонями, теплый парок приятно коснулся щеки.

– Я завтра никуда не пойду! – Взглянуть на отца она боялась. – Я ничего не делала! Это они…

Стол придвинулся к Олесе, больно ткнув ее столешницей под ребра – до того резко отец встал.

– Не надо разрушать то, что у тебя есть. – Отец перегнулся через стол. Говорил он негромко, но лучше бы уж кричал. Потому что эти тихие слова били больнее крика. – Собирать обратно будет нечего. Учись думать, учись помнить, что у тебя не только сегодняшний день. Есть прошлое, и еще многое ждет тебя впереди. Ты меня понимаешь? И если ты сейчас это не исправишь, то потом поздно будет.

Трень! Некстати ворвался в их разговор звонок телефона.

Олеся вздрогнула. В голове больно кольнуло. Кто бы это мог быть?

Тинк, танк. Тревожно застучали часы.

После горячей чашки трубка была неприятно холодна.

– Олеся? Здравствуй. Это Анна Сергеевна, мама Сергея Галкина.

В душе ее что-то оборвалось, желудок возмущенно забурчал. Краем глаза Маканина заметила – отец вышел из кухни, стоит в коридоре. Смотрит.

– Извини, что я звоню. – Анна Сергеевна говорила быстро, словно боялась, что ее перебьют, не станут слушать. – Мне сказали, в школе что-то произошло.

– Хотите, я папу позову? – тут же предложила Олеся. – Он все знает и…

– Нет, нет, – заторопилась Анна Сергеевна. – Я сейчас пойду к директору и сама разберусь. Скажи, пожалуйста, Сережа не у тебя?

Это уже стало дурной привычкой – искать Галкина в ее квартире.

– Никто его нигде не видел, – продолжала сокрушаться Анна Сергеевна. – Телефон выключил, обедать домой не приходил. Олеся, если он придет к тебе, не прогоняй его! Дай мне знать, я за ним сразу приду. У Сережи бывают такие срывы. Он весь в отца, тот на ровном месте может начать буянить.

Во дела! У них, оказывается, буйство – семейная черта.

В коридоре кашлянул отец, напоминая о своем существовании.

– Ну, – протянула Маканина, соображая, как бы лучше ответить. – Они там подрались, а потом он ушел.

– Подрались! – ахнула галкинская мамаша, и на заднем плане послышался знакомый звук – упал велосипед.

– Понимаете, он… – забормотала Олеся, но из трубки уже послышались гудки отбоя.

– Галкин? – сухо спросил отец.

– Его ищут. – Маканина медленно положила телефон на место. – И почему-то все время у меня…

– Почему-то, – с горечью произнес отец и вернулся на кухню. Разговор был окончен. Возражений никаких быть не могло – его дочь завтра пойдет в школу и во всем разберется сама.

Оставалось одно: молиться, чтобы завтрашний день не наступил никогда.

Вечер прошел в молчании. Олесе больше никто не звонил. Всем было на нее наплевать. Она тоже никому не звонила. Даже свет в комнате не зажигала. Так и сидела в темноте, пока странная возня в прихожей не вернула ее к действительности.

Сквозь дверь пробивался глухой голос отца. Он что-то говорил, в ответ ему что-то бубнили. Долго бубнили, настойчиво. То переходя на шепот, то срываясь на крик, но слов все равно было не разобрать. Отец отвечал коротко.

С кем он мог разговаривать?

Вдруг ее осенила страшная догадка. Она слетела с кровати. Спросонья не сразу сообразила, в какую сторону кидаться. Пока путалась в тапочках и дверях, голоса в прихожей стихли.

Когда она выбежала из своей комнаты, отец уже закрывал входную дверь.

– Всего хорошего! – кивнул он своему собеседнику. Лязгнул замок.

– Кто это был? – Олеся дернула ручку двери, желая выглянуть на лестничную клетку, но отец удержал ее.

– Соседка заходила, – неудачно соврал отец.

– Какая соседка? – Маканина с силой надавила на ручку, но отец был сильнее – он отвел ее руку в сторону.

– Соседка снизу, мы ее заливаем.

– Папа!

Отец отвел глаза.

Олеся бросилась к себе в комнату – приходившего можно увидеть через окно.

Под фонарем на улице стояла одинокая фигура. Сверкнул огонек зажигалки.

Неужели это был Галкин?

– Папа! – Маканина выскочила в прихожую. – Зачем ты его прогнал?

– Я сказал, что ноги его не будет в моем доме. – Отец был невозмутим. – Если хотите, общайтесь в школе.

– Что ты ему сказал?

– То же, что и ты мне. Что он тебя не интересует.

– Эх! – Олеся сжала кулаки и побежала обратно в комнату. Под фонарем никого не было.

Посмотрела на часы.

Десять!

В голове скакали тревожные мысли.

Ушел! Ушел! Вернулся бы он хотя бы на пять минут, она бы его догнала и все объяснила…

Олеся опустилась на кровать.

А, собственно говоря, что это она так взвилась? Борется за чужую любовь? Нет, ей на Галкина наплевать. Что же? А-а-а! Не нравится, что все решения принимаются без нее? Сначала Васильев, потом учителя, теперь папа. Они не дают ей ни в чем разобраться самостоятельно, постоянно лезут с советами, замечаниями и комментариями. А ведь надо всего-то сказать два слова! Галкину – чтобы не сходил с ума. И Васильеву – чтобы катился со своими шутками куда подальше. Есть вещи, над которыми нельзя шутить.

Как же Маканина сейчас жалела, что не поговорила с Галкиным днем. Он ведь постоянно крутился рядом, ходил за ней по пятам, все ждал каких-то слов. Но она молчала! Молчала, как последняя дура. А теперь поздно. Ведь Галкин теперь что угодно может натворить!

Пришел… Наверное, хотел объясниться… А ему такой прием от папочки – ты хулиган, моя дочка с тобой дружить не будет. Да он сейчас полгорода на уши поставит!

Тренькнул телефон, и раздался голос отца:

– Алло? Нет, она спит.

– Я не сплю! – Вылетела из своей комнаты Маканина. Но отец уже повесил трубку. – Ты что? – возмутилась она. – Зачем?

Маканина впервые за сегодняшний день внимательно вгляделась в лицо отца. Оно похудело, стало жестче, взгляд пронзал Олесю насквозь. Перед ней стоял какой-то новый, неизвестный отец, таким она его раньше никогда не видела. И впервые отец говорил с ней тоном жестким, категоричным, страшным. Он никогда до этого не лез в ее личную жизнь. И то, что происходило сейчас, было ужасно, потому что сделать Олеся ничего не могла.

– Папа, кто звонил? – На ее щеках полыхал предательский румянец. Ах, как хочется удержать взгляд холодных глаз отца, но не получается. Олесины глаза, как испуганные зайцы, скачут в сторону.

– Никто!

– Папа, ты не имеешь права!..