Александр Барков - Неукротимый партизан

Тих и покоен широкий Днепр. По берегам его тянутся заросли ивняка. Куда ни глянь — степь без конца и края. Среди степи раскинулись донские станицы. На холмах, на косогорах лепятся хатки под соломенными крышами, утопающие в белоснежной кипени вишнёвых садов. Ветер колышет кроны деревьев, шепчется в листве, поднимает в небо стаи легкокрылых белых лепестков: видно, потому он и зовётся в здешних местах вишнёвый. Закружившись метелицей, лепестки опускаются на зеркальную гладь воды, на дорогу, на крышу большого деревянного дома, где недавно поселились Давыдовы.

С виду дом важный и пышный, однако зимой и осенью в нём холодно и неуютно. Полковник Василий Денисович Давыдов прозвал его за это театром. Но его сыну Дениске дом нравится: в нём легко прятаться от взрослых по шкафам и чуланам, играть в казаков-разбойников, скакать… Нравится и маленькое, утопающее в садах украинское село со вкусным названием Грушёвка.

Отец Дениса, командир Полтавского легкоконного полка, должен был по роду службы переезжать с места на место. Вместе с ним отправлялась в дорогу и вся семья. Мать Елена Евдокимовна печалилась, но Денису была по душе кочевая жизнь. Сколько вокруг необычного: огни солдатских биваков, зов полковых труб, быстрые марши…

А тут пришло радостное известие: командующим войсками Екатеринославского корпуса назначается генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов. Новость эту полтавцы встретили с ликованием. Полковник Давыдов приосанился и сказал, торжествуя: «Велика честь!»

Василий Денисович весьма почитал бесстрашного полководца и сыновей своих старался воспитать в «суворовском духе». Спали они на жёсткой постели, вставали с первыми петухами, обливались холодной водой.

В те годы дворяне часто приглашали для воспитания детей иностранцев. Следуя моде, Елена Евдокимовна тоже взяла в учителя француза Шарля Фремона. Однако Василий Денисович не больно-то доверял гувернёру: он непременно хотел, чтобы сыновья его стали истинными сынами своего Отечества, и потому приставил к ним «дядькою» могучего донского казака Филиппа Михайловича Ежова.

Бывалый казак обучал детей верховой езде, обращению с оружием, в подробностях рассказывал про походы Румянцева, Потёмкина, битвы Суворова — и картины жарких былых сражений оживали перед глазами мальчиков.

Правда, характерами и вкусами братья мало походили друг на друга. Толстый и медлительный Евдоким предпочитал скачке на лошади и фехтованию плавные танцы и уроки французского языка. Денис же, напротив, был живым, быстрым, деятельным. Метко стрелял, доплывал на спор до середины Днепра, любил военные игры. Зато светские манеры: поклоны, учтивость, шарканье ножкой, которым старался обучить гувернёр месье Шарль Фремон, — не давались ему.

Иной раз после схватки с другом Андрейкой в овраге, разгорячённый, в глине с ног до головы, Денис шумно вбегал в гостиную и бросался отцу на шею.

Елена Евдокимовна в ужасе поднимала к небу глаза, а Шарль Фремон безнадёжно и печально разводил руками:

— О, этот месье Ежов! Он-таки испортит ребёнка.

Как-то ночью Денис проснулся от невообразимого шума и грохота копыт. Мальчик распахнул окно и увидел скачущих на конях всадников, спешащих куда-то с криками лакеев, кучеров, повара.

— Что там? — спросил Денис у своего дядьки Филиппа Михайловича.

— Сказывают, — степенно отвечал казак, — батюшка наш, Александр Васильевич, только что приехали из Херсона.

— Суворов?! — Денис чуть не полетел с подоконника. — Где он? Где?

— Горяч больно! — Казак поддержал мальчика за локоть. — В десяти верстах от нас остановились.

Денис захлопал от восторга в ладоши: ведь Суворов был его любимым героем.

— Чумовой! — Ежов погрозил ему пальцем, — Малого брата подымешь!

— А манёвры когда?

— На завтра смотр полкам назначен!

Денис гикнул и собрался бежать вслед за конницей. Но крепкая рука казака преградила ему путь и водворила в постель.

— Ложись спать, неслух, а не то проспишь. Ужо достанется тебе от отца на орехи! Утро вечера мудренее!

Денис укрылся с головой одеялом, поворочался с боку на бок, но не выдержал и щёлкнул спящего Евдокима по носу. Тот, не разобрав, в чём дело, захныкал и спрятал лицо в подушку. Однако при слове «Суворов» Евдоким тоже оживился, ему страх как захотелось хоть одним глазком взглянуть на великого полководца.

— Знаешь что? — Евдоким сел на корточки и прошептал в самое ухо Денису. — Месье Шарль сказывал, что Суворов с большой чудиной.

— Ну?!

— Вот послушай… — Евдоким полуприкрыл глаза и таинственно произнёс: — В полночь он выбежит из своей палатки нагой. Ударит в ладоши. Прокричит петухом…

— К чему это? Да ещё петухом?

— Как к чему? Сигнал! Трубачи затрубят марш. Войско сядет на коней. Начнутся манёвры.

— Врёт он всё… твой Шарль, — с досадой махнул рукой Денис.

— Врёт! Врёт! А ты почём знаешь?! — не унимался Евдоким. — Завтра увидим!

Поутру дядька Ежов с трудом растолкал братьев. Наскоро перекусив, они вместе с матерью сели в коляску и отправились вслед за войском — туда, где проходили манёвры. Но шутка ли: уследить за конницей, которую ведёт сам Суворов!.. Свист, грохот, в облаках густой пыли бешено несущиеся эскадроны — попробуйте-ка здесь что-либо разглядеть! Лишь порой в толпе любопытных раздавались крики:

— Вот он! Вот он! Батюшка наш, граф Александр Васильевич!

Однако братья так и не увидели полководца. Огорчённые, они отправились назад к своему дому-театру.

Тем часом солнце поднялось уже высоко и палило нестерпимо. День выдался знойный. Мальчики обогнули озерцо, спустились на дно оврага напиться воды из родника. Под ногами шелестела трава, похрустывали сосновые шишки, а над головами порхали юркие желтогрудые синицы. Пахло прелой корой и ландышами.

В тенистом овраге без умолку куковала кукушка, мешала Денису сосредоточиться. Он остановился возле небольшой ямки у расщеплённого молнией старого дуба, задумался, припомнив картинку, что недавно видел в военном журнале отца: на редут похоже.

— Здесь можно пушку ставить! — Денис прыгнул в ямку, залёг под дерево и приложил к плечу суковатую палку. — И видимость есть, и укрытие хорошее!