Али Стэндиш - Всё из-за тебя, Итан

При виде Мак, поливающей цветы перед магазином, у меня замирает сердце. Но Корали только вздёргивает нос и переходит на другую сторону улицы.

– Корали, Итан, привет, – окликает нас Мак.

– Мэм, – коротко отвечает Корали. Я едва заметно взмахиваю рукой.

Корали даже не смотрит на Мак, но я-то смотрю и вижу, что это её задевает. Она даже открывает рот, словно хочет сказать что-то ещё, но в конце концов сдаётся, и мы продолжаем путь.

Насколько я понимаю, это значит, что она ещё не заметила отсутствия драгоценностей. И это весьма неплохо, поскольку мы с Корали пока не решили, что делать дальше.

– Нам нужен план, – говорю я, когда мы сворачиваем с тропинки к бухте. – Что будем делать, когда Мак обнаружит пропажу? Если она…

Но едва показывается бухта, Корали замирает как вкопанная.

Насколько хватает глаз, песок изрыт ямами. Повсюду валяются разодранные упаковки от еды, обгрызенные кости, фольга от печёной картошки. Словно кто-то проголодался после столь активной работы и прервался на обед.

Я спрыгиваю на пляж и бегу прямо к обросшему ракушками камню. К моему облегчению, он ни на миллиметр не сдвинулся с того места, где мы его оставили.

– Здесь кто-то был, – бормочу я себе. – Искал сокровище.

Ошеломлённая Корали спрыгивает следом за мной.

– Похоже, нас кто-то выследил.

– Но как? Я оглядывался по сторонам всё то время, что мы копали. И никого рядом не было. А если нас кто и видел, то почему не заметил, где именно мы зарыли коробку?

– Итан, смотри! – машет Корали в сторону ливневого коллектора. Один из углов проволочной сетки, которой она перекрыла туннель, оторван примерно на четверть – как раз хватит, чтобы пролезть.

Вчера кто-то вполне мог подсматривать за нами отсюда – мы бы и носа его не заметили. Но из-за клейкой ленты, которой Корали примотала сетку, угол обзора у него был очень узкий, так что места, где мы зарыли драгоценности, он не видел.

И тут волосы у меня на затылке встают дыбом: я вдруг понимаю, что кто-то может быть там прямо сейчас.

Сердце едва не выскакивает из груди, но я, прикрыв глаза рукой от яркого солнца, всё-таки поднимаю глаза на проволочную сетку. Однако не могу ничего рассмотреть в темноте туннеля.

– Эй! – кричу я. – Есть здесь кто?

Сперва ничего не слышно. Потом доносятся звуки какой-то возни и скрежет.

– Там кто-то есть! – что есть мочи ору я, бросаясь прочь как раз в тот момент, когда Корали пинает сетку.

– Вали отсюда! – вопит она, стараясь громыхнуть как можно сильнее. – Кто бы ты ни был. Оставь. Нас. В покое!

И я слышу приглушённое эхо – кто-то бежит по туннелю.

Корали глядит по сторонам, а я копаю – так быстро, как только могу. И вздыхаю с облегчением, увидев неоново-розовый ланч-бокс. Вытаскиваю его за ремешок, дёргаю молнию.

Красная бархатная коробочка всё ещё внутри. Как и украшения.

Но, конечно, о том, чтобы зарыть её снова, не может быть и речи. Во всяком случае, не сейчас, когда кто-то уже знает, что она здесь.

Я уже едва помню, за чем мы пришли в бухту, и, только уходя, подхватываю свободной рукой шезлонг – с запястья другой свисает на ремешке ланч-бокс.

Когда мы возвращаемся с «подарками», глаза Германа снова загораются. Сами мы усаживаемся на краю бассейна. Я крепко сжимаю ланч-бокс в руке, нисколько не заботясь о том, насколько смешно выгляжу с неоново-розовой коробкой.

– Корали, – бормочу я, озираясь вокруг, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. – Это уже не весело. Это серьёзно.

– Знаю.

– За нами кто-то следил. И этот кто-то может быть опасен. Тогда нас ждут очень крупные неприятности.

Корали всё ещё как в тумане, и мне остаётся только гадать, не упал ли у неё в крови уровень сахара. Я предлагаю ей ириску, купленную в «Песочнице» и, должно быть, уже растаявшую, но она, покачав головой, молча прыгает в бассейн и разворачивается ко мне лицом, выложив локти на мокрый бетон.

– Эти украшения могут стоить кучу денег, – продолжаю я. – И мы не знаем, на что этот человек пойдёт, чтобы их вернуть. Нужно кому-нибудь рассказать: полиции, твоей маме… Или, может, дедушке Айку.

Корали, сделав глубокий вдох, опускается под воду. Где и остаётся по меньшей мере минуту. То есть достаточно долго, чтобы я начал волноваться, если бы, конечно, она по-прежнему не держалась за край бассейна. Наконец Корали выныривает, едва дыша.

И смотрит на меня. Капельки воды стекают по её лицу, косички размокли, распустились – так она выглядит даже младше обычного.

– Ты прав, – наконец говорит она. – Но надо действовать осторожно, не то влипнем в ещё более крупные неприятности. Дай мне подумать до вечера, ладно?

– Угу, – неохотно отвечаю я. – Думай, что уж.

Мы с Корали уходим, как только отыскиваем повод вежливо откланяться. Я хочу забрать у неё ланч-бокс, но она вцепляется в него железной хваткой.

– Это ведь я взяла украшения. Сама втянула нас в неприятности, самой и вытаскивать.

В конце концов я сдаюсь, но не раньше, чем она обещает позвонить мне, если что-то пойдёт не так.

По дороге домой я стараюсь как можно быстрее пролететь мимо дома Блэквудов и не спускаю глаз с гравия под колёсами.

На подъездной дорожке Родди щёлкает телефоном, со всех сторон фотографируя свой свежеотреставрированный пикап. Кажется, пока я завожу велосипед в гараж, он смотрит мне вслед.

Вопли родителей слышны даже через дверь.

– …Должны ему сказать!

– Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы так до сих пор и не знаем… – Мама замолкает, услышав, как щёлкает замок. – Итан? Это ты?

– Ага. – Сняв обувь, я прохожу через кухню в гостиную. Папа сидит на диване, мама стоит напротив, у журнального столика. Дедушка Айк, развалившись в новом кресле, смотрит прогноз погоды, обещающий ураган. Когда я вхожу, он даже не оборачивается. Как, впрочем, и папа, чьи щёки пылают, пальцы в бешеном темпе барабанят по подлокотнику, а волосы на затылке всклокочены, словно он запустил туда пятерню и забыл пригладить.

Мама тоже выглядит возбуждённой, но быстро справляется и выдавливает улыбку.

– Как прошёл праздник?

– Всё нормально. О чём это вы тут спорили?

Я вовсе не уверен, что хочу это знать, но слова срываются с языка раньше, чем я успеваю его прикусить.

Папа мрачно косится на маму.

– Не о чем беспокоиться, милый, – говорит она. – Это насчёт Родди, вот и всё. К тебе отношения не имеет.

Я перевожу взгляд на папу, потом на дедушку Айка в надежде узнать правду, но у обоих неловкие застывшие гримасы – ни дать ни взять ледяные скульптуры в жаркий день.

– Сходи пока в душ, – предлагает мама. – А там и ужин подоспеет.