Иван Панькин - Легенды о матерях

Машеньке это было очень приятно, она все принимала близко к сердцу.

— Да кем же была моя мама для моряков? — часто с удивлением спрашивала Машенька.

— Она для нас была самым теплым и ласковым ветром. Ах, как бы я хотел, чтобы и ты была такой.

А какой же девочке хочется быть плохой? Поэтому-то Машеньке как можно скорее хотелось выйти в открытое море, чтобы почувствовать самой доброе материнское дыхание. Но… Женщин-то на корабли тогда не брали. «Кто его знает, какие за это царь морской Нептун может устроить неприятности?» — думали моряки.

Но у матросов тоже ведь сердца были не каменные. Посоветовались, посоветовались и решили сделать так: пусть боцман, как старший человек по возрасту и чину, наберет из-за борта воды, перекрестит ее трижды и, прежде чем Машеньке подняться на корабль, ополоснет трап этой водой. Но когда Машенька явилась, все позабыли про это дело, даже старый боцман. У Машеньки такой задорный смех: кого хочешь может растревожить, тем более моряков, у которых сердце всегда нараспашку.

Когда спохватились боцман со старыми матросами, корабль был уже в открытом море. «Будь что будет, — сказали они, — семь смертей не видать, а одной не миновать!»

Пошел корабль дальше. Плавают месяц, плавают два. За это время ничего худого не произошло на корабле. Погода все время стояла хорошая, будто в присутствии Машеньки ураган стал стесняться озорничать на море.

В одном порту на этот корабль пришел человек и стал просить, чтобы его приняли на работу. На вид он угрюмый, волосы белесые, взлохмаченные, как тучи.

— Куда я тебя возьму? — говорит капитан. — У меня все места на корабле заняты.

Когда человек услышал слова капитана, даже закачался от горя.

— А что умеешь делать? — спрашивает его капитан. — Сумеешь ли оказать помощь матросам на мачтах, если вдруг мы попадемся в руки урагану?

Вместо того, чтобы ответить капитану, человек вспорхнул сразу вверх, будто его чем-то подбросило, и как начал с мачты на мачту носиться, даже все рты разинули. Никому еще не приходилось видеть подобного матроса. А капитан сказал:

— На море лучших матросов зовут кошками, а этого, пожалуй, можно назвать ветром.

И взял этого человека к себе. Не мог же капитан знать, что к нему поступил на работу сам Ураган.

Когда Ураган немножко свыкся на корабле, возьми и привяжись к Машеньке. Надо ему на мачту лезть, он Машеньку с собой берет, а та и рада этому. Сидят они там и о чем-то шепчутся, а то совсем исчезнут куда-то с верхушки мачты на целый день.

— Где ты пропадаешь? — иной раз спрашивал свою дочь капитан.

А та отвечала:

— Я сегодня была у Мыса Доброй Надежды.

Или скажет:

— Я смотрела Берег Слоновой Кости.

— Не городи чепуху, — говорил ей капитан, — наш корабль плавает по Черному морю, а ты была в Африке. Как туда могла попасть?

Машенька заливалась смехом и убегала от отца. Время шло. Пока Ураган работал на корабле матросом, он носил Машеньку по всему свету, и ей это нравилось. Но всему бывает конец.

Как-то раз боцман выходит из своей каюты поздним вечером и слышит такие слова:

— Ты должна наконец решить, будешь моей спутницей или нет. Я уже не могу больше находиться на Черном море. Мне тесно тут. Хочу в океан. Сюда пришел только ради тебя. Неужели тебе не хочется быть грозной властительницей над всеми морями?

Это, конечно, говорил Ураган. А Машенька отвечала ему:

— Нет, дорогой Ураган, я не могу бросить отца. Если бы я решилась быть ветром, то только теплым ветром, чтобы вечно ласкать свою родину Россию, а бродить по миру с холодной душой я не хочу. Прощай, дорогой Ураган, спасибо тебе, что ты показал мне много чудесных стран и морей. О них я никогда не забуду.

— Нет, — сказал Ураган, — если уж я полюбил тебя, то всеравно не быть тебе среди людей.

Схватил он девочку и сразу исчез с корабля. Боцман ударил в колокол. Выбежал капитан.

— Машенька, Машенька! — кличет он.

— Я здесь, здесь, папа! — отвечает Машенька откуда-то сверху.

Она кричит, но отец не слышит ее, она обнимает отца, но он не чувствует этого.

— Я здесь, — кричит она матросам, — никуда от вас не ушла! — и треплет их за волосы.

Матросы тоже Машеньку не слышат. Только чувствуют, что ветер шевелит их волосы, и все.

А Ураган кричит свое:

— Ну что, не соглашалась по-доброму быть моей спутницей? Все равно я тебя оторвал от людей и превратил в ветер. Что теперь будешь делать?

— Приносить людям ласку, тепло, — отвечает Маша.

И правда, когда моряки начинают уставать от зимних штормов, Машенька им всегда приносит с юга тепло.

Раньше этот ветер на Черном море так и называли Машенькой, а теперь его называют Моряной.

то сказал, что никаких следов на море не остается? Каждый моряк там оставляет свой след. Только ни один из них не заботится о том, чтобы запомнить его. Такие уж моряки люди.

Когда-то давно на китобойном судне плавал один гарпунщик. А в то время за китами гнались на шлюпках, и нередко по многу часов подряд. Преследовали китов до тех пор, пока они не скрывались из виду или не наступала ночь.

Представьте, как точно гарпунщик должен метать свой гарпун. Ведь в случае промаха матросам-гребцам приходилось грести снова изо всех сил, чтобы нагнать зверя. А за пуганым китом охотиться куда труднее. Поэтому гребцы все свои проклятия сыпали на голову гарпунщика.

В гарпунщики выбирали матросов, у которых были орлиные глаза. Впрочем, нашего гарпунщика и звали Орлиным глазом. Он был не очень высокого роста, пружинист, с резкими, но четкими движениями рук и немного сутуловат. Таким его, видимо, сделала профессия. Казалось, что он пригнулся, чтобы вспорхнуть ввысь. При виде фонтанов, выбрасываемых китами, Орлиный глаз сразу терял покой. А фонтаны из дыхал китов выбиваются не так, как рисуют на картинах, а выпаливаются, как выстрелы, в воздух.

Когда показывались киты, Орлиный глаз забывал и о себе и обо всех на свете. От нетерпения скорее приблизиться к китам он даже начинал взвизгивать, подобно собаке, которую держат на привязи. В тот момент ему казалось, что все слишком медленно движутся и работают, хотя шлюпка для погони за китом спускалась с корабля с самой большой поспешностью и гребцы потом налегали на весла изо всех сил.