Валерий Медведев - Капитан Соври-голова или 36 и 9

— Во-первых, — сказал Женькин папа, — вы дым не читали, вы его просто нюхали… Во-вторых, — сказал Женькин папа, — для того чтобы читать мысли на расстоянии, надо иметь не только расстояние, но и мысли…

Женьке показалось, будто отец хотел что-то сказать «в-третьих», «в-четвёртых» и «в-пятых», но доктор сказал, что им нужен полный покой и тишина. После этого все ушли. И Женька с Димой остались в полной тишине и в полном покое.

Если не считать покашливания, Женька и Дима лежали молча. Судя по выражению Диминого лица, он опять обдумывал что-то совершенно невероятное. Но с Женькой он пока об этом не разговаривал, и Женька вдруг забеспокоился, что Дима почему-то больше не хочет, чтобы он в чём-то невероятном участвовал. Но, убедившись, что ни с дымом, ни без дыма Дима всё равно не прочитает ни одной мысли, Женька, как всегда, но почему-то с ещё большим наслаждением предался своим ничем не выдающимся мыслям…

Вот вам пока шесть историй из полной приключений жизни капитана Соври-головы, то есть капитана Сого, то есть просто Димы Колчанова и его троюродного брата Женьки. Женька, конечно, напрасно испугался, что Дима больше не станет принимать его в свои невероятные происшествия. пройдет день, и капитан Соври-голова предложит ему лететь в космос. Это происшествие было невероятнее всех, уже случившихся. Но об этом в следующий раз.

Было без пятнадцати семь. Влажный тихий ветер дул с моря. Пахло водорослями, прохладным песком и флоксами. Мягко шумели листья старого платана в углу за гаражами. Остап и Женька сидели на скамейке, никем еще не занятой в такой ранний час, в пустом пока дворе. Женька ел апельсин и смотрел, как сиамская кошка Лены Гуляевой, самая красивая кошка самой красивой девочки во дворе, зачем-то ходит по перилам балкона да еще при этом лижет свой бок. Должно быть, Женьке хотелось, чтобы она упала, и он тогда на деле убедился бы, что кошки не разбиваются. Остап не спускал глаз с балкона Ларионовых.

Без семи семь тонкая штора на дверях балкона остро вздулась, как палатка, снова повисла, отлетела в сторону. Сначала показался бамбуковый шест, потом сам Гена Ларионов, белоголовый, загорелый, в роскошной белой майке с тигром на груди, оскалившим розовую пасть. Гена такой человек, единственный, конечно, человек в городе, который почти никогда не выходит из дверей. Он просто спускает с балкона шест и соскальзывает по нему вниз. Гоп-ля! Он на земле. Что ему стоит? Ничего не стоит — потому что он лучший прыгун во дворе (с шестом!). Лучший прыгун на школьной спортплощадке (без шеста!). А может быть, лучший прыгун в городе среди мальчишек! (И с шестом и без шеста!)

Размахивая авоськой, в которой лежал кошелек, Гена шагал в магазин. Каждое утро в это время он ходил в магазин за хлебом и кефиром. Теперь нужно было пристроиться к нему поближе и как-нибудь обратить на себя внимание. Вчера Остапа и Женьку прогнали со спортплощадки и не разрешили прыгать. Только Гена Ларионов мог исправить бедственное положение — и Остап и Женька больше всего на свете хотели научиться прыгать так же, как он.

Можно, конечно, было просто сказать: здравствуй, Гена! Но из этого, конечно, ничего бы не вышло. Он бы сказал: здравствуйте, бычки — и пошел бы дальше, не обращая на них внимания. Не обратил же он внимание вчера на то, как их выгоняли! Его надо было заинтересовать. А чтобы Женька-растяпа не помешал и не ляпнул что-нибудь очень уж глупое, Остап немедленно купил ему за воротами эскимо на палочке. Шоколадное. Женька, едва не наступая на пятки Гене, принялся с аппетитом его уплетать.

— Ну, как тебе понравился фильм «Черная гора»? — громко спросил брата Остап.

— Угу, — сказал Женька.

— Я тебя спрашиваю всерьез, ты и отвечай всерьез…

— Черная гора — плохой слон, — сказал Женька. — Он плохой, потому что убил своего сына.

Геннадий шел, постукивая шестом, и не обращал на них внимания.

— Эх, ты! — еще громче сказал Остап. — Ты ничего не понимаешь! Он не сына убил… он убил…

Никак не придумывалось, что же именно слон убил. Наконец, Остап завопил с облегчением:

— Он убил в нем… гадость!

Женька чуть не подавился. И, кажется, наконец проснулся по-настоящему.

— Какую еще гадость?

— Ну… эту… болезнь же! Сумасшествие! Сын же его сошел с ума.

— Он не сошел с ума, — убежденно сказал Женька, обсасывая палочку. — Купи мне, пожалуйста, еще. Он был дикий… Вот. Вообще в кино показывают ерунду. Вот, например, я видел… честное слово… эти рыцари, когда писали письма, потом брали перечницу и посыпали письма перцем. Скажи, зачем посыпать письма перцем? Чтобы потом другие чихали?

Остап открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь умное о промокашках, которые тогда еще не придумали. Но вдруг расхохотался Гена. Он расхохотался так, как будто с самого начала весь их разговор слышал и просто из деликатности делал вид, что не слышит. А тут не выдержал.

— Ну, даете! — сказал он. — Привет, бычки! Куда это в такую рань?

— Гуляем, — солидно сказал Остап. Сердце его переполнял восторг.

Они как раз подошли к магазину. Гена поставил свой шест возле витрины.

— Можно, мы покараулим? — робко спросил Остап.

— Да, покараулим… — сказал Женька, косясь на мороженщицу. У нее на лотке рядом с разной мелочью лежал в большой пестрой пачке сливочный пломбир.

— Ну, что же… — великодушно согласился Гена, — караульте, раз вам охота… — и исчез в дверях.

За мутным стеклом, похожие на снегурочек, расхаживали за голубыми прилавками продавщицы. Остап с восхищением смотрел, как Гена в своей прекрасной майке выбивал чек. Он с блаженством ощущал ладонями гладкую поверхность шеста. Он уже представлял себе, как бежит по дорожке сам, как отталкивается — сам, как летит, летит — сам! И приземляется, словно космонавт в невесомости, угловато, но точно.

— Купи пломбир… — заныл Женька.

— Мы копили на кино…

— Купи пломбир!

Остап тихонько пнул брата. Женька опомнился — из магазина выходил Гена.

— Можно, мы шест немножко понесем? — краснея, спросил Остап.

У Гены было отличное настроение.

— Ну, несите… чудаки…

По улице шли три человека. Один высоконький и тонкий, легкий и сильный в своей прекрасной майке с ревущим тигром на груди. А за ним — два мальчишки ему по плечо. Со счастливыми лицами они оба с разных сторон держали шест, как штандарт. Милиционер посмотрел на них и улыбнулся. Какая-то девчонка с рыжей косичкой открыла рот и перестала прыгать через скакалку.

Утро было солнечным и не предвещало тревог.