Валерий Медведев - Капитан Соври-голова или 36 и 9

— Удав! — крикнула она шепотом. — Удав! Под столом! Караул! Милиция!

Подняв юбку обеими руками, соседка подпрыгнула на пороге и с криком и визгом выскочила из комнаты, продолжая кричать на улице:

— Удав! Милиция! Удав! Милиция!

На столе все вскочили. Стол был складной, и потому посреди него была щель, в которую можно было заглянуть.

Женька посмотрел и увидел, что под столом, свернувшись кольцами, лежала черная огромная змея.

_ — Удав, — сказал папа. — У нас под столом удав.

— Я удавов не приносил, — стал клясться Дима.

— Ну, конечно, — сказал папа. — Он сам приполз, в гости к ужам!

Тогда Дима прыжком соскочил со стола, схватил чемодан и, раскрыв его, как папку, стал приближаться к удаву, лежащему под столом. Все покачнулись. Зинаида завизжала. Мама закрыла лицо руками. Стол пошатнулся. Ножки его подломились, и все полетели на пол, прямо в пасть к удаву. К счастью, крышка стола упала на пол плашмя и накрыла удава. Из-под досок торчал только его хвост, очень уж круглый и как будто обрубленный топором. Дима схватился за этот хвост и потянул удава на себя.

— Шланг! — заорал он. — Это же резиновый шланг, а не удав!

Теперь и мама, и Женька, и Зинаида могли убедиться, что это действительно был шланг для поливки папиной машины. Все вскочили на ноги и подняли крышку стола. А мама схватила бесстрашно черный шланг и громко закричала в окно в сторону соседской дачи:

— А разговоры подслушивать нехорошо! И шланги выдавать за удавов тоже нехорошо! Это же даже не уж! Это же шланг! — С этими словами она подняла еще какую-то желтую трубку и крикнула: — И вот еще шланг!

— А это как раз не шланг, а уж, — поправил ее Дима.

Крик, который вырвался одновременно из маминой, папиной, Женькиной и Зинаидиной груди, заглушил пикирующий вой пожарной сирены, раздавшийся за оградой дачи. Затем к пожарной сирене присоединила свой голос сирена неотложки, подлетевшей на всех парах, трели милицейских свистков и просто крики людей, бегущих со всех сторон посмотреть, что же такое ужасное вдруг здесь случилось.

Что выясняли между собой участковый милиционер и папа, откуда отряд пожарников извлек трех остальных Диминых ужей, что все это время кричала соседка, почему брандмайор записал номер не только дачного, но и служебного папиного телефона, зачем папе сунули в руки какую-то квитанцию, за которую он заплатил деньги, — в этом во всем Женька и не пытался разобраться. У него только одна мысль и была — как бы это все выдержать мужественно. Дима, например, был так спокоен, как будто ко всему случившемуся не имел ровно никакого отношения. Это он воспитывал в сэбе хладнокровие по методу… Женька никак не мог вспомнить, по какому методу, но совершенно точно представил себе, что за это хладнокровие им еще влипнет, потому что папа с мамой считают, что человек, что-то натворив, должен немедленно раскаиваться, а не стоять столбом, как будто он тут посторонний.

Правда, Дима все-таки несколько смутился, когда приехавший на «скорой помощи» врач, заметив какие-то подозрительные царапины у него на руках, вытащил из своего чемоданчика шприц и предложил им обоим снять штаны.

— Это еще для чего? — возмутился Дима.

— Для уколов, — объяснил врач.

Против чего-чего, а уж против уколов Дима взбунтовался принципиально, а за ним принципиально взбунтовался и Женька. Дима кричал, что он нигде не читал, чтобы человеку, воспитывающему змей, вкатывали бы за это уколы!

— Во-первых, — сказал папа, стягивая с Димы штаны, — настоящий человек воспитывает змей у себя дома, а не в гостях! Во-вторых, — кричал папа, — настоящий человек согревает змей только на своей груди, а не на груди близкого родственника. — И он при этом содрал штаны с Женьки. — Вкатите этому укротителю, пожалуйста, двойную порцию, — сказал папа, указывая на Диму. — Я вас очень прошу!

Потом доктор пошел со своими инструментами на мамину половину и стал там делать уколы Зинаиде.

А потом на даче наступила полная тишина. Все разошлись по своим комнатам и улеглись спать. И только изредка доносившееся «ой» из маминой комнаты говорило о том, что Зинаида, так же как и Женька, еще не спит.

Женька лежал, свернувшись калачиком под теплым одеялом, и, слегка потирая место укола, испытывал, как всегда в присутствии Димы, в одно и то же время два противоречивых чувства: с одной стороны он был рад, что спит один, без всяких там ужей… за компанию… а с другой стороны, может быть, было бы не так уж плохо, если бы рядом лежал, свернувшись колечком, такой желтенький, симпатичный и безвредный ужик.

С этими мыслями Женька и уснул, а когда проснулся, Димы на даче уже не было, он ушел с Зинаидой домой. Женька спросонья потер место укола и от неожиданной боли ойкнул. Затем повернулся на другой бок и увидел, что на его постели сидит мама — такая грустная-грустная!

— Ой! — сказал Женька громко, потом помолчал и добавил: — «Ой, цветет калина в поле у ручья!»

Потом он сунул руку под подушку и нащупал там записку. Записка была, конечно, от Димы. Женька загородился подушкой от мамы и стал читать. «Все в порядке! — писал Дима. — Подготовка к путешествиям продолжается. Жди указаний!!!»

Так дальше не пойдёт, — сказал Дима Женьке, — у тебя тут ни до чего не договоришься — все подслушивают, во всё нос суют и вечно нас подозревают. Нужно что-то делать, и я придумал, что делать…

Дима всё это говорил, забежав после обеда к Женьке, который с книжкой качался в гамаке.

Женька уже совсем приготовился узнавать, что же это ещё придумал Дима, но в дверях веранды появился папа с очень решительным лицом и воскликнул:

— А, ты уже тут! Привет!

— Здравствуйте, — сказал Дима.

Папа подошёл к Диме, похлопал его приветственно по плечу. Женька ужасно обрадовался — подумать только, какой добрый и прекрасный человек его папа — всё простил, всё забыл: и ботинки, и змей. И теперь вот рад видеть Диму, до того рад, что не может оторвать от него рук. Женька просто залюбовался на эту картину.

А папа всё продолжал хлопать Диму. Постучав руками по плечам, он стал хлопать его по животу, по спине и по бокам. А когда уж папа стал хлопать Диму по заднему месту и даже по ногам, Женька вдруг понял, что это он его не приветствует, а просто обыскивает.

Обыскав Диму и не найдя ничего такого, папа на минуту задумался и сказал:

— А ну-ка, открой рот! Дима открыл рот.

Папа заглянул ему в рот и сказал:

— Скажи — а-а-а…

Дима очень охотно сказал:

— А-а-а…

Не обнаружив ничего подозрительного во рту у Димы, папа стал выворачивать у него на курточке все карманы.

— Ничего, — сказал папа.