Мари Деплешен - Волна любви на озере дружбы [litres]

Она складывала одежду, сопровождая свои действия приятными замечаниями. Например:

– Очень симпатичные коричневые брюки.

– …

Никогда не предполагала, что мои коричневые брюки могут быть симпатичными . Теплыми – да. Коричневыми. Но симпатичными…

– Пока я не забыла, давай выберем одежду на сегодня, – предложила Изабель. – Что ты хочешь надеть?

– Не знаю. Коричневые брюки?

– Хорошо. А наверх?

– Вот это?

Я помахала старым серым свитером, лежавшим рядом на кровати. Изабель взглянула на меня с сомнением:

– Нет, вряд ли. Серое и коричневое плохо сочетаются. У тебя нет чего-нибудь более эффектного?

Мы поискали и нашли эффектное зеленое поло. Я отправилась в ванную мыться и одеваться. Когда я оттуда вышла, Изабель варила кофе на кухне.

– Отлично, – сказала она, оглядев меня с ног до головы.

– Тебе не кажется, что волосы слишком короткие? – переживала я.

Изабель улыбнулась:

– Ни капельки, наоборот. Нынешней зимой это последний писк моды. Я знаю, что прекрасно подойдет к коротким волосам. Я могу тебя накрасить. Хочешь?

Вероятно, у меня было такое выражение лица, что она расхохоталась.

– Что тебя коробит? Обещаю, все будет смыто до маминого прихода. В конце концов, пора и попробовать в твоем возрасте. Кстати, тебе сколько?

– Одиннадцать с половиной.

– Отличный возраст, – сказала Изабель. – Ну? Согласна?

Она вытащила из сумочки синюю матерчатую косметичку, открыла ее, и оттуда высыпались разные тюбики и карандаши.

– Хорошо, – сказала я и подошла ближе. – Но, если я буду похожа на клоуна, ты сразу все сотрешь.

– Договорились. Садись сюда.

Я расположилась на стуле. Изабель села передо мной и принялась расписывать мое лицо.

До того как она закончила, у меня не было возможности посмотреться в зеркало.

– Закрой как следует глаза, – приговаривала она, – я проведу тебе карандашом линию на веках. Широко улыбнись так, чтобы я слегка дотронулась до губ розовой помадой.

Я послушно стояла, словно кукла-любимица, убаюканная ласковым прикосновением карандашей и кисточек к моей коже. Время от времени Изабель откидывалась и созерцала свое произведение.

– Пожалуй, все, – наконец признала она. – На, посмотрись и скажи, что ты об этом думаешь.

И она торжествующе сунула мне под нос зеркало. Сначала я себя не узнала. Я с трудом соотнесла привычную Сюзанну с личиком, на котором глаза, жирно подведенные черным карандашом, сильно увеличились. Я никак не могла поверить, что я со своей остроносой физиономией превращусь в такую кокетливую юную девушку.

– Ну да, разница есть, ну ничего себе…

Изабель пригубила кофе, остывающий в чашке.

– Я рада, что тебе понравилось. Видишь, насколько шикарно можно выглядеть даже с короткими волосами!

– Супершикарно, – еле слышно пробормотала я в полном оцепенении.

Застыв на стуле, я не осмеливалась пошевелиться. Казалось, одно малейшее движение – и маска на моем лице вся растрескается.

– Можешь встать, – сказала Изабель. – А теперь постарайся забыть, что ты накрашена. Но только не забывай об этом, когда захочешь убедиться, что ты – хорошенькая.

– Мне нужно к этому привыкнуть, – сказала я. – А это не так просто, когда тебя впервые накрасили.

Время шло. Стремительно приближался обеденный час, и я чувствовала, как мой желудок посылает настойчивые сигналы в мозг.

– Ты не проголодалась? – спросила я у Изабель.

– Немного, давай съедим по яичку и побежим.

– Куда?

– Не знаю… Например, за покупками.

– Какими?

Изабель сосредоточенно смотрела на стофранковую купюру, оставленную нам мамой. Казалось, ответ был скрыт в деталях рисунка.

– Мы могли бы пройтись по магазинам, купить куски материи и сделать из них шарфы. Что скажешь?

– А ты и шарфы умеешь делать?

Да, ко всему прочему, Изабель умела делать шарфы, подбирать ткани, кроить их и обметывать. Мы сели на автобус, потом долго ходили по магазинам тканей, залезая по локоть в контейнеры с шелком, щупая шерсть, копаясь в кружевах и хлопке.

– Смотри какая! – вопила я, размахивая тончайшей, словно паутинка, тканью, прошитой золотыми нитками.

– А как тебе эта? – откликалась Изабель, показывая гладкую светлую ткань, по которой чередой шли темные слоники.

В конечном счете мы купили четыре отреза.

Вернувшись домой, Изабель уселась в кресло и принялась подрубать шарфы. Я принесла ей шкатулку для рукоделия и пристроилась рядышком.

– Один, наверное, подаришь маме, – предложила Изабель.

– Да, вот этот, с крупными голубыми цветами.

– Хорошо, а себе какой возьмешь?

– В клетку. А ты?

– Полагаешь, я могу себе один взять?

– Разумеется, я хочу, чтобы ты забрала его себе на память. Вон тот, красный однотонный.

– Договорились. А оставшийся, со слониками?

– Его я подарю одному другу, который очень любит Индию. – Внезапно я вспомнила про Тима.

– Отличная идея, – согласилась Изабель. – У тебя есть друзья?

Я почувствовала, что побледнела, и пролепетала:

– Не так уж много. То есть я хочу сказать, да, есть, один друг…

Я резко встала.

– Пойду на кухню, принесу себе стакан молока. Тебе принести?

– Да, спасибо, – сказала Изабель, не отрываясь от шитья.

Скрывшись в убежище на кухне, я ходила взад-вперед и проклинала себя. У меня совершенно вылетело из головы, что мне надо было задать девушке несколько вопросов. Теперь, когда я познакомилась с ней ближе, мне совсем расхотелось играть роль шпионки. Складывалось ощущение, будто я ее предаю, и поверьте, оно на редкость омерзительное.

В какой-то момент я решила обо всем ей рассказать: о печали, о хитрости, о заговоре. Но я тут же представила себе выражения лиц мамы и Тима. Выбора не оставалось. Придется идти до конца. Презирая себя, я вернулась в комнату и села рядом с Изабель.

– А у тебя есть друзья? – выпалила я, не отрывая глаз от носков своих ботинок.

– Есть, – ответила Изабель.

– А у тебя есть жених?

Ну вот, жребий брошен. Спросила. Теперь меня нельзя ни в чем упрекнуть. Окутанная облаком смущения, я ждала, что она ответит «нет».

– Есть, – вдруг произнесла Изабель.

Я подняла голову и посмотрела на нее в полной растерянности.

– У тебя есть ЖЕНИХ? – повторила я в ярости, словно она недопоняла мой вопрос.

– Есть, – ответила Изабель, удивившись моей настойчивости.

Она молча продолжала шить, а вокруг меня рушился мир. Если у нее есть жених, Тиму ничего не светит…

– Вернее, у меня был жених, – продолжила она. – Но он меня бросил полтора месяца назад. И с тех пор от него никаких новостей.

Она вздохнула.

– Тем хуже для меня и для него. В ногах у него валяться не собираюсь.