Екатерина Самарова - Когда распахиваются крылья

– Что… – еле прохрипел я, теряясь в своих чувствах, – что это такое…

Мне пришлось опереться об охваченный золотистым огнём ствол, чтобы не упасть. От этого каскад ощущений с новой силой поглотил меня.

– Это? – довольно спросил парень. – Это вдохновение. Чистое творчество. То, чем Я и являюсь. Я не бог войны или мира, не бог добра или зла, не бог морали и нравственности. Не бог святости, как вы обо Мне думаете. Я не наказываю за грехи и не воздаю почести за праведность. Я – другое. Я – вдохновение. Я – творчество. Я – порыв. И ты, Вася, тоже. Ведь это Я тебя создал. Жаль, что вы, люди, постоянно это забываете это, разрушая себя и весь мир во имя Моё. Вы забываете, что Я – не разрушитель, а созидатель.

Парень звонко щёлкнул пальцами, и удивительное ощущение исчезло. Во мне словно бы погасла лампочка. Мир потускнел и налился темнотой, золотое мягкое свечение растворилось в вечернем тумане. Я не удержался на ногах и все-таки упал на колени перед скамейкой, отчаянно глотая воздух и чувствуя себя как тюбик зубной пасты, из которого выдавили все содержимое.

Я стоял на коленях и шумно дышал, ощущая, как бешено колотится сердце где-то у горла. Парень подошёл ко мне, взял за руку и какой-то нечеловеческой силой, как мягкую игрушку, резко поднял. Я без сил опустился на скамейку, свистун сел рядом со мной, тактично и участливо ожидая, когда я приду в себя.

Я выдохнул и, сфокусировав, наконец, взгляд на незнакомце, с трудом выдал:

– Т-ты кто такой?

Но парень лишь улыбался, своим золотистым взглядом отвечая на мой вопрос.

– Так ты… Ты… Вы – Бог?

Парень легкомысленно усмехнулся и отломил от черёмухи мелкую сухую ветку.

– Ну да. Я Бог. Приятно познакомиться. Только не говори мне вы. Мы же всегда с тобой общались на ты, помнишь?

Я тупо уставился на него. В голове было удивительным образом пусто, как будто кто-то сделал там генеральную уборку по папиному принципу: все грязное – начистить до блеска, все лишнее – выкинуть. Огромным усилием я заставил себя найти какую-то мелкую завалявшуюся мысль.

– И Вы… то есть ты… Ты пришёл… – я все пытался сформулировать вопрос, но получилось только дурацкое это: – чтобы что?

– Ты задал Мне вопрос, я решил ответить.

– К-какой вопрос?

– Ты не помнишь? – парень повертел веточку в руке, и она, как на ускоренной записи, медленно обросла почками и выпустила тоненькие свежие ярко-зелёные листочки; мой мозг опять кристально очистился и перестал держать челюсть. – Ты спросил: почему я? Мне часто задают этот вопрос, но, как правило, я не отвечаю. Но ты – случай интересный, прямо как природное явление в Африке. Поэтому я и решил ответить.

Я диковато оглянулся, не зная, что сказать и что сделать. В груди ощутимо и тянуще ныло – не хватало так неожиданно зажёгшейся «лампочки». Все вокруг: скамейка, черёмуха, надвигающаяся темнота, еле заметная тропка – как будто потускнели, потеряли свои цвета, посерели, как выцветшая после стирки футболка. Блестел, переливаясь, лишь только свитер парня, да его глаза отбрасывали золотистые искры.

Я недоверчиво посмотрел на свистуна. Пустой мозг смог выдать только это:

– Почему все такое серое? Почему не чёрное? Ночь же, – тупо напомнил я.

– Это тебе только кажется, – тут же откликнулся… Бог? – я не знал, как его называть. – Я дал тебе почувствовать, что такое чистое, первозданное вдохновение. Конечно, после него все остальное будет казаться слегка сероватым. Кстати, можешь называть меня Гоша… ну ты знаешь: Иегова… Гоша… Разница, в общем, небольшая. Да и в вашем языке моё имя звучит как-то странно.

Пустой мозг вдруг радостно ожил и снова подкинул искромётную мысль:

– Гоша? Так нашего поросёнка звали, пока он не запоносил и мы его не зарезали!

Я разулыбался, а когда понял, что сказал, втянул голову в плечи и зажмурился: вот сейчас и я застыну, как та девушка Зоя с иконой.

Но ничего не произошло, и я приоткрыл один глаз: Гоша лишь укоризненно смотрел на меня, поджав губы.

Я чуть-чуть подумал и еле слышно пробормотал:

– Извините…

Гоша побуравил меня своим золотистым взглядом, а потом отвернулся и расхохотался.

– Я же сказал – на ты! И превращать я тебя ни во что не буду – все это бабкины сказки! Ну давай, не томи, говори, чего хотел.

Я моргнул, собираясь с мыслями. Кричать в небо, будучи уверенным, что там никого нет, – это одно. Совсем другое – получить оттуда ответ, причём такой вполне себе… авторский.

– Мне… Мне все это снится? – тупо спросил я.

Парень ухмыльнулся и со словами: «А давай проверим!» – ущипнул меня за руку. От резкой и короткой боли, как будто мне оторвали палец, я тоненько взвизгнул и отполз от Гоши.

– Ну как? Снится? – участливо спросил тот.

Я испуганно замотал головой, потирая кожу. Потом посмотрел на Гошу и проговорил, стараясь выглядеть разумно и по-взрослому, подражая тем мужикам из телевизора:

– Но так же не может быть… Ты не можешь быть Богом.

– Почему? – миролюбиво спросил Гоша.

– Потому что… Потому что… Потому что Бога не существует!.. – выпалил я и снова втянул голову в плечи.

– С чего вдруг? – вежливо осведомился парень, как будто мы спорили, идёт ли снег в Африке.

– С того… С того, что к тебе столько раз обращались! Столько раз просили! Не только я, не только мама с папой… И ты никогда не отвечал! И вдруг ты отвечаешь мне! Не тёте Наташе, которая месяц назад похоронила сына, а она тебя звала очень громко, я сам слышал… Не Петьке Иванову, у которого мать и отец никогда трезвыми и не бывают и постоянно его бьют… Не бабке Тоне, у которой не осталось семьи, и она доживает одна в полуразваленном доме. Почему не маме? Почему не Женьке, когда он мелкий один лежал в больнице, а мы даже не знали, что с ним? Почему мне? Я что, громче всех кричал? – последнее я бросил ему в лицо, почти не осознавая, что с кем я разговариваю. Но посмотрев в его с золотистым отливом глаза, я резко спустил пар и уже тише и спокойнее добавил, втянув голову в плечи: – Извините.

Гоша никак не отреагировал на мой крик. Он долго вглядывался в густую темноту перед нами. Я уже подумал, что он, наверное, обиделся и теперь игнорирует меня, как вдруг парень спокойно заговорил:

– Знаешь, Вася, когда я создавал все это – Гоша развёл руки, как будто хотел обнять весь мир, – я знал, что однажды появитесь вы, – он задумчиво посмотрел на меня.

Я молчал, не зная, что сказать.

– Понимаешь, – продолжил он, – я люблю весь этот созданный Мной мир. Я обошёл его весь, до самого последнего угла. Я был и на дне океана, и на вершинах гор, и среди снегов, и в джунглях, на Северном и Южном полюсах. И везде я восхищался своим творением – природой. Ведь я только создал её, а остальное сделала она сама. Все эти моря, горы, облака… Радуги… Прекраснее я ничего ещё не видел. Я смотрел на животных, на рыб, на змей и лягушек, на амёб, на цветы и травы, на это небо и звёзды, на планеты и галактики… Знаешь, я бы заплакал от любви к этому миру, если бы умел плакать.