Мария Грипе - Дети теней

А может, Лидия боялась, что для Амалии это будет слишком сильным потрясением? Что милосерднее вообще ничего не говорить? Возможно, она рассуждала именно так.

Однажды, войдя в комнату, я сразу же заметила, что Амалия выглядит как-то иначе. Тряся седой головой, она стояла у своей конторки и рылась в старых письмах.

– Мне нужно пересчитать письма, – сказала она. – Не помню, сколько их от Лидии.

Пожалуй, впервые за все это время я видела ее действительно странной. Перед ней лежала пачка писем. Она развернула одно из них, повертела в руках.

– Нет, это не от Лидии. Не ее почерк.

Она принялась нервно перебирать пачку, разглядывая письмо за письмом.

– Лидия мне часто писала! Куда же они подевались? Или я уже так плоха, что не узнаю ее почерк? У этой девочки был такой красивый почерк, любо-дорого посмотреть. Знаешь, Берта, она ведь уже в шесть лет умела писать. Гораздо лучше, чем я.

Она становилась все беспокойней. Взяла следующее письмо и внимательно всмотрелась в строчки.

– Это от Карлы де Лето, ее матери. Она не так красиво писала. Вот странно: ее почерк я узнаю, а Лидии – нет…

Она озадаченно поглядывала на меня, беря письма дрожащими руками. В конце концов она перебрала всю пачку и стояла с совершенно растерянным видом. Вдруг письма выпали из ее рук. Я подбежала, помогла ей сесть в кресло, а потом принялась подбирать письма. Она вытянула шею, тонкую, как у птички, и не сводила с писем встревоженных глаз.

– Надо их пересчитать, чтобы ни одно не пропало.

Но это было не так-то просто: она не помнила, сколько их должно быть. Так или иначе, я пересчитала письма. Их оказалось восемнадцать.

– Восемнадцать? – удивленно воскликнула она. – Неужели я получила за свою жизнь так много писем? А сколько от Лидии?

Я не знала почерка Лидии, но Амалия вдруг успокоилась. Она понемногу приходила в себя, голос перестал дрожать, но ей все еще было больно от мысли, что она не узнала почерка своей дорогой девочки.

– Неужели я стала такой старой?

Я успокоила ее, сказав, что такая напасть может случиться с кем угодно, у кого была долгая жизнь и есть над чем подумать.

– Ты так считаешь? – улыбнувшись, сказала она. – Да, в моей жизни чего только не было. Но с самым главным я не справилась. Не уберегла мою Лидию, и этого я не могу себе простить.

Она погрустнела и принялась барабанить пальцами по столу. Но все же она была рада, что может поговорить со мной. Она чувствовала, что я ее понимаю.

– Здесь все такие молодые, – вздохнула она. – Для них все произошло давным-давно. А для меня Лидия как будто только вчера пропала. Или только что. Нет – это происходит сейчас.

Она посмотрела на меня и спросила, понятно ли это. Я кивнула, чувствуя себя древней старухой.

– Сейчас – или только что. Вчера – или пятьдесят лет назад… С годами нет никакой разницы. «Время бежит» – так говорят… Но что такое время? Ничего…

До сих пор Амалия сидела сгорбившись, но теперь выпрямилась и сказала твердым голосом:

– Я христианка.

И строго посмотрела на меня.

– Я не признаю никаких суеверий. У меня есть моя вера. И все же кое-чего я не понимаю. Карла де Лето была плохим человеком. Даже после смерти она не могла оставить свою дочь в покое. Она бы с радостью забрала Лидию с собой в могилу. Но когда это не получилось, она попыталась отнять у Лидии душу. Она стала являться ей как призрак, преследовать ее. Я долго отказывалась в это верить и начала бояться, что Лидия сходит с ума. Как же я была к ней несправедлива!

Амалия умолкла и погрузилась в свои мысли. Она сидела неподвижно, с бледным лицом, и вдруг снова вся задрожала.

– Берта… понимаешь… я видела Лидию, – прошептала она еле слышно.

– Знаю, – сказала я. – Этой зимой, правильно? В розовом саду.

Я старалась говорить так, словно речь идет о чем-то совершенно обычном. Она кивнула и наклонилась ко мне.

– Она появилась снова! – прошептала Амалия. – Здесь, в доме. Однажды утром я открыла дверь, и она стояла прямо передо мной. Я видела ее, как тебя сейчас. Она так грустно на меня смотрела! Но я испугалась и захлопнула дверь. Потом пожалела и открыла снова. Но ее уже не было.

Амалия взяла мои руки и неловко держала их.

– Как я могла захлопнуть дверь перед Лидией… моей девочкой? Как я теперь узнаю, чего она хотела?

Она беспомощно смотрела на меня, и я поспешила ее заверить, что Лидия скоро снова даст о себе знать, так или иначе.

– Она знает, как вы дороги друг другу. Она вас не оставит.

Амалия немного успокоилась. Вздохнула с облегчением и повторила:

– Да, Лидия знает, как она мне дорога. Она меня не оставит. Я в это верю.

Вид у Амалии был усталый. Она нуждалась в отдыхе, и я ушла. Когда я навестила ее после обеда, она была уже в ясном уме и совершенно спокойна. Посмотрела на меня немного виновато и сказала:

– Хорошо, что мы утром поговорили. Иногда мне такие странные мысли приходят в голову. С тех пор, как сюда переехала София, я совсем растерялась. А теперь боюсь, что она вот-вот вернется и все приберет к рукам.

– Не приберет. У нее нет на это никакого права. Ведь ее муж давным-давно продал замок Максимилиаму. А Розильда и Арильд совершеннолетние, в опеке не нуждаются.

Но Амалия хмуро покачала головой.

– Лидия просила меня сохранить один документ…

– Документ?.. Какой?

Амалия объяснила, что это была та самая бумага, о которой она думала, когда перебирала письма. Она давно не давала ей покоя.

– Лидия не знала, что ей делать с этим документом. Она считала, будет надежней, если он полежит у меня.

– Так что же это все-таки за документ?

Амалия снова покачала головой.

– Он ни в коем случае не должен попасть в руки Софии. Даже не знаю, что с ним сделать… Может, просто сжечь?

– А что в нем такого? – не отставала я.

И вот что выяснилось. К купчей, по которой Максимилиам получал замок, было сделано дополнение. Максимилиам хотел быть уверен, что замок всегда будет принадлежать только членам семьи. Смысл заключался в том, что если дети Максимилиама и Лидии умрут преждевременно, не пережив своих родителей, то замок отойдет Софии и сыну Вольфганга.

– Но ведь Арильд с Розильдой живы! Значит, этот документ не имеет силы!

Вес не так просто, ответила Амалия. Там было еще одно условие, которого боялась Лидия. Если никто из прямых наследников Лидии и Максимилиама не сможет постоянно проживать в замке и вести хозяйство, то в таком случае – Амалия процитировала наизусть – замок без каких-либо денежных компенсаций переходит в собственность ближайших родственников по мужской линии.

Это значит – в собственность Эббе, сына Софии.

Но на этого Эббе рассчитывать особенно не приходилось. Вера Торсон говорила, что он просто гуляка и не столько учится в Германии, сколько тратит родительские деньги. Поэтому София хотела, чтобы он поскорей вернулся домой. Она считала, что выманить его будет легче, если он получит в наследство замок. Хотя неизвестно, как долго такой кутила, как Эббе, сможет высидеть в этом захолустье посреди лесов.