Ференц Молнар - Мальчишки с улицы Пала

— Как это — подложило?

— Да так. Я очень испугался, когда стащил марку, и общество выдало мне одну крону, я купил на нее новую марку и тихонько подложил ее папе на письменный стол, а он застал меня — не когда я стащил, а когда подкладывал, — и накостылял… то есть побил меня, — поправился он, поймав строгий взгляд учителя, — да еще оплеух надавал за то, что я подложил марку, и спросил, где я ее украл, а я не хотел говорить, а то он еще надавал бы мне по щекам, и сказал: «У Колнаи взял», а он говорит: «Сейчас же отнеси назад, потому что твой Колнаи наверняка ее где-нибудь украл», я и отнес; вот и получилось, что у общества теперь две марки. Учитель задумался.

— Но зачем же вы покупали новую марку? Ведь можно было вернуть старую.

— Нет, нельзя, — ответил за Рихтера Колнаи:- у той на обороте поставлена печать общества.

— Так у вас и печать есть? Где она?

— Хранитель печати — Барабаш.

Дошла очередь и до Барабаша. Он выступил вперед, метнув убийственный взгляд на этого Колнаи, который вечно с ним вздорит. Спор из-за шляпы был еще свеж у него в памяти… Но делать нечего. Без дальних слов выложил он на зеленый стол самодельную резиновую печать вместе с чернильной подушечкой в жестяной коробке. Учитель осмотрел печать. На ней была вырезана надпись: «Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889». Господин Рац, подавив улыбку, снова покачал головой. Тут Барабаш, ощутив прилив смелости, протянул было руку, чтобы взять печать обратно. Но учитель прикрыл ее рукой:

— Ты что?

— Извините, — выпалил Барабаш, — но я поклялся, что скорее жизнью пожертвую, чем отдам печать.

Учитель положил печать в карман.

— Успокойся! — сказал он.

Но Барабаш не мог успокоиться.

— Тогда, — заявил он, — тогда и знамя у Челе отберите.

— Ах, так у вас и знамя есть? Давай его сюда, — обернулся учитель к Челе.

Тот, запустив руку в карман, вытащил крохотное знамя на проволочном древке. Это знамя, как и знамя Пустыря, тоже сшила его сестра. Вообще все дела такого рода, требовавшие умения обращаться с иголкой и ниткой, выполняла сестра Челе. Но это знамя было уже ало-бело-зеленое, [6] Цвета венгерского национального флага. и на нем красовалась надпись:

«Общество собирателей замазки. Будапешт, 1889. Поклянемся навсегда — никода не быть рабами, никода». [7] Последняя фраза — строки из «Национальной песни» Шандора Петефи (в переводе Л. Мартынова).

— Гм! — произнес учитель. — Это что же за удалец изобразил тут «никогда» без «г»? Кто это писал? Все молчали.

— Кто это писал?! — загремел господин Рац.

Тут у Челе мелькнула мысль: зачем всех впутывать в беду?… «Никогда» без «г» написал Барабаш, но зачем страдать Барабашу? И он скромно ответил:

— Это сестра моя написала, господин учитель.

И судорожно глотнул. Конечно, лгать нехорошо, но зато он товарища выручил… Учитель промолчал. А мальчики вдруг заговорили все сразу.

— Как хотите, но только не очень-то красиво выдавать, что у нас есть знамя, — свирепо заметил Колнаи.

— Чего он ко мне пристает? — оправдывался Барабаш. — Раз печать отобрали, обществу все равно крышка.

— Тише! — оборвал прения господин Рац. — Я вот вам задам! Объявляю общество распущенным, и чтоб больше я не слышал о таких вещах! Всем вам будет снижен балл по поведению, особенно Вейсу — за председательство.

— Pardon! [8] Извините (франц.). - робко возразил Вейс — Но я последний день председатель: нынче как раз должно состояться собрание, и на следующий месяц уже выдвинули другую кандидатуру!

— Колнаи выдвинули, — осклабился Барабаш.

— Это не важно, — сказал учитель. — Завтра после уроков все останетесь здесь до двух часов. Вы у меня будете знать!.. А теперь можете идти.

До свидания, — прозвучало хором, и все двинулись к выходу. Вейс, думая воспользоваться этим минутным замешательством, протянул было руку к замазке, Но учитель предупредил его движение:

— Оставь ее в покое!

Вейс состроил смиренную рожицу:

— А разве нам не вернут замазку?

— Нет. И кто еще не отдал, пусть сейчас же отдаст. Если я узнаю, что у кого-нибудь осталась замазка, строго накажу.

Тут выступил вперед Лесик, который до тех пор молчал как рыба. Вынув грязным пальцем кусочек замазки изо рта, он с сокрушением прилепил его к общественному комку.

— Больше нет?

Вместо ответа Лесик разинул рот и показал: пусто. Господин Рац взялся за шляпу:

— И если я хоть раз еще услышу, что вы основали общество… Ну, марш домой!

Мальчики молча выскользнули из учительской, только один голос тихонько произнес:

— До свидания!

Это был Лесик: раньше, вместе со всеми, он попрощаться не ;мог — у него был полон рот замазки.

Учитель ушел, и члены упраздненного «Общества замазки» остались одни. Уныло поглядывали они друг на друга. Колнаи рассказал поджидавшему их Боке, о чем их допрашивали. Бока вздохнул с облегчением.

— А я здорово испугался, — сказал он: — подумал, уж не донес ли ему кто про пустырь…

Тут подошел Немечек и шепотом сообщил:

— Смотрите… Пока он вас допрашивал, я стал к окну… стекло недавно вставили… ну, и я…

Он показал комок свежей замазки, соскобленной с окна. Все воззрились на нее с благоговением. У Вейса заблестели глаза:

— Ну, замазка есть, будет и общество! Созовем собрание на пустыре.

— На пустыре! На пустыре! — воскликнули хором остальные и побежали домой.

По лестнице загремело эхо, повторяя боевой клич мальчишек с улицы Пала: «Гаго, го! Гаго, го!»

Гурьбой высыпали они из ворот. Бока не спеша шел один. Настроение у него было неважное. Он все думал о Геребе, предателе Геребе, который расхаживал тогда по острову с фонарем в руке. Погруженный в свои мысли, Бока пришел домой, пообедал и сел за латынь — готовить урок на завтра…

Одному богу известно, как уж удалось членам «Общества замазки» так быстро справиться с уроками, но только в половине третьего все они были на пустыре. Барабаш прибежал прямо из-за стола, не успев дожевать кусок хлеба, и поджидал Колнаи у калитки, чтобы влепить ему хорошую затрещину. Уж больно много накопилось на счету у этого Колнаи.

Когда все были в сборе, Вейс пригласил присутствующих занять места между штабелями.

— Объявляю собрание открытым, — с важностью произнес он.

Колнаи, успевший получить затрещину и даже вернуть ее Барабашу, высказал мнение, что, несмотря на запрет учителя, общество следует сохранить.

Но Барабаш сразу заподозрил тут нечистый умысел:

— Он это потому говорит, что теперь его очередь быть председателем. А с меня довольно этого общества! Вы все только и делаете, что ходите в председателях, а мы знай жуем без толку эту замазку. Меня уже просто тошнит от нее! Что же мне, в рот ничего не брать из-за этой проклятой замазки? После него захотел выступить Немечек.