Сергей Алексеев - Жизнь и смерть Гришатки Соколова

– Эй, эй, отзовись! - кричат ребята в дыру. - Отзовись!

Тихо. Нет никакого ответа.

Страшно стало ребятам.

– Перестреляют нас казаки! - закричал конопатый. - Повесит безносый. Тикай по домам - и молчок!

Поразбежались ребята.

Страшную ночь пережил Хлопуша. То казалось ему, что Гришатку убили, то - что ушел, заплутал Гришатка в лесу и там загрызли его волки или медведи, то вдруг чудится Хлопуше Гришаткин голос. Великан срывался со своего места и стремглав выбегал на улицу.

– Найдется, найдется мальчонка, - успокаивал Хлопушу дядя Митяй. Тута он, тута. Да куда ему деться? Не провалился же он под землю. Жив, помяни мое слово - жив!

Гришатка и вправду остался жив.

При ударе бадьи о грунт мальчик вылетел из нее наружу, стукнулся головой о какой-то камень и на время лишился сознания.

Когда Гришатка пришел в себя, была уже ночь. Мальчик привстал, пощупал руки и ноги. Боли нет. Кости целы. Лишь в голове гул и непонятная тяжесть. Гришатка принялся звать на помощь. Никто призыва его не слышал. Слева и справа от мальчика виднелись какие-то углубления. Это начинались штреки и штольни - специальные ходы, которые вели в глубь шахты. Кругом темно, сыро.

Гришатка подумал и сделал несколько шагов по одному из коридоров: "А вдруг где-то там впереди есть выход?" Коридор то суживался, то расширялся, время от времени его пересекали другие переходы. Гришатка сворачивал то налево, то направо; наконец он уперся в стену. Мальчик устал. От сырого и неприятного воздуха голова стала еще более тяжелой, и Гришатка чувствовал, как кровь ударяет в виски. Дышать становилось трудно.

Гришатка не выдержал и присел. Он машинально провел рукой по земле и вдруг натолкнулся на непонятный предмет - что-то длинное, круглое, отверстие в середине. Рядом второй такой же предмет, чуть в стороне третий.

"Так это же пушки, это мортиры! - понял Гришатка. - Ах, вот куда запрятал их управитель!" Мальчик вскочил и помчался назад. Он спотыкался, падал, подымался, снова бежал. Сколько прошло времени, Гришатка не помнил. Он очумело тыкался то в одну, то в другую сторону. Наскакивал на стены, ударялся о какие-то балки и перекрытия. Наконец, полностью обессилевший, он опять опустился на землю. В нос снова ударил едкий, противный запах. Гришатка зевнул и забылся.

После бессонной ночи Хлопуша казался чернее тучи. Страшно глянуть, страшно подойти к человеку.

Облазили казаки, башкирцы и сам Хлопуша вдоль и поперек весь завод, опросили всех жителей, на конях выезжали в лес и в степь. Никаких следов, ни слуху ни духу. Словно и вовсе не приезжал на завод Гришатка.

И вот, когда, казалось, все надежды потеряны, в избу к Хлопуше ввалился плечистый, бородатый детина. Бросился в ноги.

– Не гневись, батюшка.

– Подымись, работный человек, - произнес Хлопуша.

Детина поднялся.

– Батюшка, сыскался, сыскался твой... - пришедший детина запнулся, сынок, значит.

Хлопуша вскочил, схватил детину руками за грудки, тряхнул:

– Да где же он, говори!

– Играли, играли мальцы, - заторопился детина. - На руднике, на шахте. Да упустили бадью. А в бадье он, он самый - твой, значит. Мальцы с перепугу молчали. А потом Санька - мой, значит, взял и признался. Я его, батюшка, уже отодрал батогом, значит. Конопатый он у меня, до баловства дюже прыткий. Не гневись, батюшка.

К руднику Хлопуша мчал с лошадиной прытью, только пятки сверкали. Подлетел, сразу полез в бадью.

– Да куда ты, батюшка? - пытался остановить великана дядя Митяй. - Да ты тут постой, тут. Мы без тебя.

– Крути! - крикнул Хлопуша сбежавшимся людям.

Спустили Хлопушу.

– Гришатка! Дитятко! Гришатка! - кричит великан.

Тихо. Нет мальчика.

Бросился Хлопуша в подземные коридоры. Следом за ним спустились другие. С факелами, с фонарями в руках. Расползлись люди в разные стороны.

– Гришатка, Гришатка! - несется со всех сторон.

– Гришатка, дитятко! - перекрывает всех голос Хлопуши. Носится, мечется он по коридорам и переходам, словно ветер-буран в непогоду.

И вот наконец великан различил маленький, съежившийся комок - детское тельце.

– Дитятко, дитятко! Родненький. Сынок! - задыхался от счастья Хлопуша. Подхватил он Гришатку на руки. - Головушка моя, рученьки, ноженьки!..

Гришатка с трудом приоткрыл глаза.

– Дядя... Афанасий...

– Я, я! - заревел Хлопуша, и слеза за слезой забили глаза.

Потащил он Гришатку к свежему воздуху, к выходу.

– Стой, стой, - прошептал Гришатка.

Хлопуша остановился.

– Мортиры.

– Что - мортиры? - не понял Хлопуша.

– Тут они, тут.

– Да ну? - только и молвил Хлопуша.

В тот же день мортиры были извлечены на поверхность.

– Они, они, - говорил дядя Митяй. - Они, голубушки. Самые.

Хлопуша стал торопиться с возвращением назад в Берды к Пугачеву.

Пушки и мортиры срочно устанавливались на колеса. На телеги грузились ядра. В заводских погребах нашелся и порох.

Пока Хлопуша был занят заводскими делами, наблюдать за Гришаткой он поручил башкирцу Хакиму.

Уедет мальчик вместе с Хакимом в степь за завод. Учит башкирец Гришатку в седле держаться, ездить шагом, рысью, в галоп. Гришатка смекалист и ловок. Он уже может и с коня на всем скаку спрыгнуть, и не слететь, если конь вздыбится, и удержаться в седле при конском прыжке через рытвину или канаву. Где нужно, Гришатка привстанет на стременах, где нужно, к шее лошадиной прижмется.

– Якши, якши, - хвалит Гришатку башкирец.

Потом Хлопуша отсыпал Гришатке пороху и выдал с полсотни пуль. Казак Ферапонт Узловой соорудил для Гришатки мишени и два дня с утра до самого вечера заставлял мальчика пулять в цель. То из положения "стоя", то "с колена", то "лежа". А затем "с ходу", с коня, как тогда стрелял сам Емельян Иванович. Настреляется Гришатка, прокоптится от дыма и пороха, набьет плечо от ружейной отдачи. Зато радость так и светится в глазах у Гришатки. Теперь не случайно, а как по заказу влетают Гришаткины пули тютелька в тютельку в самое яблочко.

– Умелец, умелец, - хвалит Гришатку казак Ферапонт Узловой.

А перед самым отбытием из Авзяна Хлопуша приказал испробовать целость пушек. И Гришатке было разрешено выстрелить из мортиры. Поднес Гришатка к стволине запал. Гаркнула мортира во весь свой пушечный дых - слушай, сбегайся народ, смотри на нового артиллериста.

Наступил час отъезда.

Многие из работных людей хотели присоединиться к Хлопуше. Однако он отобрал всего пятьдесят человек.

– Нельзя, нельзя, - отвечал остальным. - У батюшки людишек хватает. Пушек, ядер, ружей у него мало. Вы уж тут потруждайтесь. В сем ваша главная сила. Вы да мы, - добавил Хлопуша. - Сила к силе - двойная сила!

– Потруждаемся, батюшка, потруждаемся! - кричали рабочие.