Клаус Хагерюп - Маркус и Диана

Не было человека трусливей Макакуса. Так называли Маркуса Симонсена, боявшегося высоты и темноты. Маркуса Симонсена, уверенного в том, что его поразит гром, стоит только ему наступить на люк, и ни за что на свете не решавшегося зайти в лифт. Маркуса Симонсена, трясущегося при виде пауков, собак и всего, чего вообще можно в этом мире бояться. А больше всего — девочек. Они пугали его до полусмерти и одним взглядом вгоняли в краску. А глядели на него часто. Хотя особо смотреть было не на что. Маркус был самым худеньким мальчиком в 6«Б» классе. У него были волосы песочного цвета и толстенные очки в коричневой оправе. Из-за них он походил на старичка, хотя ему было всего тринадцать. Впрочем, он выглядел старше не только из-за очков. Таким его делал страх. Когда он бродил взад-вперед по школьному двору вместе с Сигмундом, он ходил медленным шагом, понурив голову. «Как старый гном», — говорил Райдар, владелец горного велосипеда за много тысяч крон, пробежавший шестидесятиметровку за 8,3 секунды. У Маркуса вообще не было велосипеда. От одной мысли о том, чтобы выезжать на раскачивающейся железяке с колесами, ему становилось дурно. Лучше ходить в школу пешком, и это тоже очень рискованно, считал он. Собаки без поводка, водители-дальтоники, не отличающие красного от зеленого. Никогда не знаешь что случится. Лучше не подвергать себя лишней опасности. Но есть ли хоть что-нибудь, что ее в себе не таит? Маркус сомневался. Он шел по жизни, как по канату.

Общался он исключительно с Сигмундом, как это ни странно. Сигмунд был самым высоким и способным мальчиком в классе. Отец Сигмунда был математиком, и Сигмунд потряс весь класс сочинением о происхождении Вселенной. Он написал о Большом Взрыве, черных дырах и сжатой Вселенной так естественно, будто это было описанием поездки на Канарские острова. Кроме того, он читал книги по-английски. По меньшей мере четыре девочки в классе были тайно влюблены в Сигмунда, а тот воспринимал это с величайшим спокойствием.

— Смотри, Муна уставилась на тебя, — прошептал Маркус однажды, когда они прогуливались на перемене, потому что Сигмунд и Маркус не ходили, они прогуливались взад-вперед по школьному двору.

— Нет, — медленно проговорил Сигмунд. — Скорее, она уставилась на тебя.

Тогда Маркус покраснел и наклонил голову еще ниже к земле.

— Этого-то я и боялся, — прошептал он.

— Если девчонки таращатся, надо таращиться им в ответ, — сказал Сигмунд, — тогда они в два счета перестанут.

— Тебе легко говорить. Ты выше ста семидесяти. А я всего сто пятьдесят.

— Да, — сказал серьезно Сигмунд, — наверно, я остановлюсь только на трех метрах.

— Тогда ты попадешь в Книгу рекордов Гиннесса, — ответил Маркус.

— Не хочу в Книгу рекордов Гиннесса. Хочу стать астрофизиком.

Маркус понятия не имел, что такое астрофизик, но он не понимал, почему это должно помешать Сигмунду попасть в Книгу рекордов Гиннесса, и высказал свое соображение.

— Сколько, по-твоему, астрофизиков записано в Книгу рекордов Гиннесса? — спросил Сигмунд.

— Не знаю.

— Ни одного.

— Значит, ты будешь первым.

— Если я буду три метра ростом, у меня не будет времени, чтобы стать астрофизиком. Мне будут постоянно мешать. Привет, Муна! — крикнул он.

Муна посмотрела на них. Она встретилась взглядом с Сигмундом и покраснела.

— Сильно занята, Муна?

— Чего?

— Ты подготовилась к контрольной по истории?

— Я… Я не знаю. А что?

— Ну если ты не подготовилась, как же ты можешь тратить время на то, чтобы так глазеть на Макакуса.

Муна покраснела еще больше, открыла учебник, который она держала, и притворилась, будто читает изо всех сил.

— Вот как надо ставить на место неподобающих девиц, — сказал Сигмунд.

— Я не могу. Послушай. Тебе обязательно звать меня Макакусом?

— Тебя же все Макакусом зовут.

— Да, но ты можешь называть меня Маркусом.

— Я ведь твой друг?

— Да.

— Именно поэтому я зову тебя Макакусом, — сказал серьезно Сигмунд, — остальные все равно тебя так зовут. А когда я тебя так называю, это уже не кличка. И ты к этому привыкнешь.

— Нет, не привыкну.

— Откуда ты знаешь? Я только что начал тебя так называть.

Подобные дискуссии Маркус и Сигмунд могли вести часами. Они могли углубиться в самые невероятные доводы, которые приводили к самым непредсказуемым выводам. Никто, даже они сами не понимали, почему они подружились. Они отличались, как небо и земля, и, может быть, именно поэтому они и подружились.

Маркус жил в красном деревянном доме в паре километров от школы. Они переехали из центра города два года назад, после смерти его матери. Теперь они с отцом жили одни. У него не было братьев и сестер, но у него была фантастическая коллекция автографов. Маркус охотился за автографами. Настоящими автографами. Ему было слишком страшно просить у известных людей автограф, если он встречал их на улице, поэтому он писал письма. Сотни фантастических, хорошо написанных писем, полных слепого восхищения. Он сидел, склонившись над бумагой, с карандашом в руках, и весь его страх как ветром сдувало. И самое странное, он вживался в придуманные образы настолько, что почти верил тому, что писал, хотя врал безбожно. Без тени смущения он мог написать известному поэту:

Уважаемый Улаф Стайнгримссон!

Я сижу в кресле-каталке, вся в слезах. Я вдова восьмидесяти четырех лет. К сожалению, я почти ослепла и не могу читать Ваши стихи сама. Но я попросила моего внучка, кудрявенького Маркуса Симонсена, читать их вслух. Должна признаться, что они чертовски хороши. Раньше мне больше нравился Александр Пушкин, но теперь Вы стали моим любимым поэтом. Дело в том, что маленький Маркус собирает автографы. Сказать, что мальчик — любовь моей жизни, не будет преувеличением. Не могли бы Вы, уважаемый Улав Стайнгримссон, послать ему свой автограф, столько радости принес бы он и молодому, и старому сердцу. Я потратила часть своей пенсии на конверт и марку и надеюсь, Вы меня не разочаруете.

С уважением,

Ауд Симонсен (84 года)

P.S. Удачи Вам в получении Нобелевской премии, которую Вы честно заслужили.

Или звезде спорта:

Уважаемый Турмуд Юнсен!

Поздравляю с победой в чемпионате Норвегии. Вы прыгаете через препятствия как пантера. Назвать Вашу силу «первобытной мощью» — значит не сказать ничего! Дело в том, что я тоже должен был бегать с препятствиями. Вы, конечно, обо мне не слышали, потому что я так и не дошел до старта. Могу поклясться, Вам любопытно узнать почему. Ответ прост: допинг! И как Вы думаете, кто дал мне его? Мои родители. Они хотели сделать из меня олимпийского чемпиона. А вместо этого превратили в ничто. Никогда в жизни я больше не смогу преодолеть ни одного препятствия. Единственное, что мне осталось, — это хранить автографы моих друзей по спорту, и потому я пишу Вам — Турмуд Юнсен, Вы всегда были моим идеалом. Если бы Вы могли прислать мне свой автограф, я бы вынимал его и радовался в минуты, когда горечь готова одолеть меня, что бывает весьма часто.