Аллаберды Хаидов - Там, где засыпает солнце

— Шакал.

И позвал Мурада. Тот вышел из палатки, недовольно протирая сонные глаза.

— Погляди, как бывает, — сказал Барабаш. — Этот зверь пришел к людям умирать. Возможно, он искал у нас защиты. Дикие звери, если на них надвигается смертельная опасность, иногда ищут спасения у людей.

Мурад шагнул к шакалу и отпрянул в испуге. Глаза у него вылезли из орбит, лицо побледнело.

— Товарищ Барабаш, отойдите! Это не шакал, это он сам…

— Кто — он? — спросил Барабаш, но Мурад, не ответив, заторопился к палатке, поминутно оглядываясь, и вышел с двустволкой в руках.

— Товарищ начальник… — Теперь Мурад говорил совсем официально. — Товарищ начальник, прошу вас отойти, я его пристрелю. Это он меня преследует, я вам про него рассказывал.

Барабаш засмеялся, шагнул вперед и спокойно отвел в сторону дуло ружья. Светлые глаза его посветлели еще больше, с лица не сходила улыбка, но Мурад отчего-то смутился и отошел, только пробормотал тихо:

— Если сомневаетесь, проверьте его заднюю лапу, там след должен быть от дроби.

Барабаш потрогал задние лапы зверя и нашел на левой затянувшуюся недавнюю рану.

— Ну да, это твой зверь, иди-ка сюда.

— Не пойду, я его слишком хорошо знаю. Не верю я, что он может подохнуть.

Барабаш засмеялся, но тут взгляд его скользнул по загону для скота. Загон был пуст.

— Мурад, козы пропали! — закричал встревоженный Барабаш. — Буди людей, надо искать…

Мурад с криком метнулся к одной палатке, к другой.

Коз отыскали неподалеку от лагеря — они жались друг к другу под тутовыми деревьями. Потом Барабаш развел костер и собрался готовить завтрак, а три его товарища вместе с Мурадом отправились осматривать выкопанную вчера яму.

Читатель, возможно, помнит, как наш шакаленок услышал в. лесу жалобное блеяние козленка и как осторожно он обошел это место — ему не понравилось, что рядом пахнет волком. Так вот этот волк и сидел теперь в яме. Козленка привязал к дереву на ночь Барабаш, приехавший ловить для зоопарков диких зверей. Под деревом была вырыта яма, укрытая землей и листьями.

Стоило волку или другому хищнику подобраться поближе к козленку, тонкая доска, прикрытая листьями, под действием сложного устройства должна была разделиться на четыре части, оставить зверя внизу и вновь сомкнуться. Запах волка, уныло сидевшего в яме, и учуял тогда шакаленок, потому-то он и убежал подальше, трусливо поджав хвост.

Люди из экспедиции ловко связали живого волка, вытащили его из ямы, приласкали и накормили козленка и с аппетитом принялись уплетать свой завтрак — жареного сома, пойманного вчера в озере, чурек, испеченный Мурадом в горячем песке, козье молоко, лесные плоды и ягоды.

Завтрак, как всегда, затянулся: оазис в безбрежной пустыне — это не городская столовая. Здесь человек может надеяться лишь на самого себя. Люди завтракали, весело переговаривались, и только Мурад погрустнел, когда увидел, что пролилось вино из бутылки. Он заметил пятно на земле и неприязненно покосился на Барабаша: не иначе, мол, начальник экспедиции вылил. Но тут он вспомнил, что его злейший враг — хищник, утащивший у него из-под носа жареную курицу и, конечно, намеревавшийся украсть на барже какую-нибудь лучшую рыбину, что этот самый хищник, вытянувшись, лежит на земле и не подает признаков жизни.

Мурад сразу позабыл про свою бутылку, перезарядил ружье и пошел к загону. Он готов был разрядить оба ствола своего ружья, чтобы после без опаски снять с врага шкуру и непременно сшить себе теплую шапку на память.

Каково же было изумление Мурада, когда шакаленка на месте не оказалось.

— Эй, люди, куда вы девали труп шакала? — крикнул Мурад.

Но никто не ответил ему.

Оцепенев от изумления, люди поднимались один за другим и смотрели в ту сторону, где совсем недавно лежал мертвый зверь.

Барабаш вопросительно оглядел товарищей: они переглядывались, пожимали плечами.

— Мы не трогали.

— Откуда мы знаем, куда он девался?

Барабаш подошел к перепуганному Мураду.

— Шакал лежал вот тут. Смотри, Мурад, это мои следы… А это — твои… Ба, гляди, мертвый шакал поднялся с места! Вот и его следы, здесь он шел. Подумать только, умер и ожил! Чудеса!

Мурад исподлобья мрачно взглянул на Барабаша.

— Это не шакал, это настоящий дьявол, товарищ начальник экспедиции. Я же вам говорил. Разрешите, я уеду домой. Не нужно мне премии, не хочу я иметь дела с такими существами. Вы уж сами с ним как-нибудь, а? Пусть он пока считает, что я тут. Лучше я привезу вам потом самого лучшего винограда. Не по мне это дело — гоняться за дикими зверями…

Черныш торопился как можно быстрее удрать оттуда, где обосновались люди. Ноги плохо слушались его, а голова была тяжелой, будто ее налили свинцом. Чернышу очень хотелось пить, но едва он вспомнил о выпитой жидкости, которую он принял за солнечную кровь, как вновь сразу ослабел. Он плелся, припадая брюхом к земле, а удивленные воробьи вслед за ним перелетали с ветки на ветку. Свист воробьев привлек сороку, но на этот раз она не стрекотала, а лишь вглядывалась в странного шакала, который не был ранен, но едва тащился по лесу.

Черныш добрел до озера, упал и начал пить, и чем больше пил он этой чистой холодной воды, тем светлее становилось вокруг. Будто привычные силы вливались вместе с водой в его ослабевшее тело, а с глаз спадала мутная пелена. Он глубже вошел в озеро и долго стоял там по горло в воде. Прятавшиеся в высоких камышах утки шумно взмыли вверх. Шакаленок вздрогнул и выбрался на берег: сейчас ему хотелось спрятаться ото всех и от всего — от птиц, солнечных лучей, от деревьев, которые вчера вечером так напугали его.

Искать свое логово Черныш был не в силах, поэтому залез под кусты ежевики. И тут сороки подняли трескотню: мы, мол, сомневались, а шакал-то самый настоящий! Правда, верещали они издали: вблизи деревьев не было, а сесть на кусты ежевики птицы не решались. Воробьи давно улетели, но сороки — их становилось все больше — продолжали верещать: «Шакал! Берегитесь, там под кустами лежит шакал!»

Кобчик, притаившийся на одной из нижних веток дальнего дерева, — маленький, но похожий на сокола и, должно быть, оттого очень сердитый, прилетел на голоса болтливых птиц. Он уселся поудобнее на ветке — наверно, хотел выяснить, о чем так пронзительно верещат болтуньи, но никого не увидел и, шумя крыльями, драчливо ринулся на сорок… Удивительно им не везло, беднягам, а ведь они-то лишь добра желали всем окружающим!

Черныш ничего этого не видел и не слышал, он снова, как и вчера, не просто заснул, а точно провалился в густую вязкую темноту. Не проснулся он и в обычное время, когда зашло солнце, небо усеяли крупные звезды и выплыла недовольная, будто чванливый человек, луна. Ее холодные, негреющие лучи не коснулись укрывшегося в кустах шакаленка.